В стране драконов

– Я должна вам честно сказать, что в таких ситуациях, как ваша, часто ничего не получается, – говорит она, когда мы рассаживаемся за столом.

Сердце мое уходит в пятки.

– Но, несмотря на это, мы хотели бы предложить вам оплачиваемую работу здесь, Мартин, – с улыбкой продолжает профессор Алант. – Нам кажется, что вы можете оказать воистину неоценимую помощь в той работе, которой мы занимаемся, и мы предлагаем вам стать полноправным сотрудником, работающим раз в неделю. Как вам такая идея?

– Прекрасная новость! – восклицает мой отец. Он широко улыбается мне, мама тоже сияет от радости.

– Однако это предложение сопряжено с некоторыми условиями: поскольку вы будете полноправным сотрудником, вам нужно стать как можно более независимым, – добавляет профессор Алант. – Мы сделаем все, чтобы помочь вам этого добиться, но единственное, чем мы не можем вас обеспечить, – это электрической инвалидной коляской, которой вы смогли бы пользоваться самостоятельно. Сейчас вы пользуетесь механической коляской, которую кто-то должен толкать, но это не всегда возможно, если вы будете работать вместе с коллегами.

Я киваю в ответ на слова профессора Алант.

– Я говорю об этом, Мартин, потому что вы не сможете здесь работать, если вам придется во всем полагаться на помощь других сотрудников.

Я смотрю на родителей, мысленно молясь о том, чтобы они согласились.

– Мы понимаем, – говорит моя мать. – Я уверена, Мартин с радостью сделает все, что в его силах, чтобы помочь работе. Это место для него очень много значит.

Я киваю.

– И еще одно, – говорит профессор Алант. – Я думаю, что вам стоит задуматься о более профессиональном внешнем облике. Как насчет рубашки и брюк?

Я смотрю вниз, на свои привычные футболку и спортивные штаны. Мама молча открывает и закрывает рот, точно золотая рыбка.

– Вам кажется приемлемым это требование? – уточняет профессор Алант.

Мой палец упирается в однозначное слово на алфавитной доске.

– Да, – отвечаю я.

– Значит, договорились, – с улыбкой подытоживает она. – Добро пожаловать в команду, Мартин! С нетерпением буду ждать вас на следующей неделе.

Отец вывозит меня в холл, но никто из нас не заговаривает, пока мы не отходим от кабинета настолько, чтобы нас не было слышно.

– Одежда? – с недоверием в голосе восклицает мама. – А что не так с твоей одеждой? – В голосе ее звучит раздражение. Мама всегда сама покупала мне одежду, а я о ней вообще не думал.

– А ты слышал, как она сказала, что в подобных ситуациях обычно ничего не получается? – продолжает кипятиться мама. – Что она имела в виду?

– Наверно, она просто пыталась объяснить, что прием на работу людей с инвалидностью может представлять определенные трудности, – мягко говорит отец.

– Ну, ведь она никогда прежде не встречала таких людей, как Мартин? – уже почти кричит мама. – Если кто на это и способен, так именно он. Ты же покажешь им, дорогой, правда?

Мы приближаемся к входным дверям Центра, и родители смотрят на меня. Прошло почти два года с тех пор, как мы впервые прибыли сюда на тестирование.

– Что ж, пока, увидимся вечером, – говорит папа, чуть сильнее сжимая мое плечо и безмолвно выражая свое воодушевление.

– Ты же докажешь всем, кто в тебе сомневается, что они не правы, верно, сынок? – улыбаясь, говорит мама. – Я знаю, что докажешь!

Радость вскипает в моей душе, когда я смотрю на родителей. Надеюсь, они смогут мною гордиться.

25: Стоя в море

Когда я был призрачным мальчиком, мне лишь изредка доводилось заглянуть в отцовские чувства.

Однажды он пришел в гостиную, когда все остальные легли спать, и я почувствовал в темноте, что из него буквально сочится отчаяние.

– Мартин? – произнес он, глядя на меня.

Я, конечно, тогда не ответил, а отец сел в кресло и начал говорить. Глядя в окно на раскинувшуюся за ним ночь, он рассказывал мне о своем детстве в деревне.

Когда он был маленьким, мой дед, который всегда хотел быть фермером, в конечном счете вынужден был пойти работать на шахту. Но дед все равно пытался обеспечивать свою семью плодами собственных трудов: выращивал картофель, горох и лук, держал пчел. У него были коровы, благодаря которым в семье не было недостатка в молоке, сливках и сливочном масле.

Как-то одна корова спровоцировала моего отца на ребяческий акт яростного бунта, который он так и не смог забыть. И теперь в безмолвии ночи он рассказывал мне об этом.

– Я ударил одну из этих коров палкой, – тихо говорил папа. – Не помню, почему я это сделал, но я рассек ей веко. Мне не следовало так поступать.

На минуту он умолк.

– И по какой-то причине я сейчас никак не могу отделаться от этого воспоминания. Наверно, потому, что, вспоминая то событие, я понимаю, что даже та безмолвная скотина отреагировала на меня острее, чем реагируешь ты – мой собственный сын. Я просто не понимаю, почему! Как ты можешь быть таким неподвижным и безмолвным год за годом?