В стране драконов

Еще в самом начале моего возвращения в сознание я отсчитывал время, дожидаясь очередного показа французского телесериала по уик-эндам, потому что знал, что увижу в нем женщин, одетых в корсеты настолько тугие, что из них едва не вываливалась грудь. Это зрелище заставило меня осознать чувства, которых у меня прежде не было, и они мне нравились. Тогда мое сексуальное осознание подсказало мне, что я не полностью умер. С тех пор как научился общаться, я стал думать об этом еще чаще, и начинаю надеяться, что когда-нибудь какой-нибудь женщине, возможно, захочется быть со мной.

– С чего бы нам начать? – своим самым решительным голосом произнесла мама, когда мы уселись строить новую словарную таблицу. – С эрекции?

Что ж, по крайней мере это ей не пришлось мне объяснять. Эрекции у меня случались, как и у всех остальных.

– Влагалище.

В объяснении этого слова тоже не было необходимости. Я между делом уже слышал большинство слов, касающихся этой темы.

Но я мог бы поклясться, что мамин голос звучит все громче, и молился о том, чтобы Дэвид не услышал, чем мы заняты.

– Оргазм! – восклицает мама.

– Эякуляция.

– Сперма.

Мое лицо багровеет, и я машу рукой, умоляя маму остановиться.

– Нет, Мартин! – говорит она. – Тебе нужно все это знать. Это важно.

Казалось, время застыло, пока мама продолжала озвучивать слова из сексуального словаря. С каждой проходящей секундой мне все сильнее хотелось, чтобы она остановилась; все во мне восставало против того, что я сделался невольным заложником ее желания позаботиться о моей полной информированности. Только когда мама наконец решила, что сказанного достаточно, я смог попросить ее хорошенько запрятать эту таблицу среди остальных – в таком месте, где только я смог бы ее найти.

Уже тогда я подозревал, что стану пользоваться ею не так уж часто, а теперь точно знаю, что не буду делать этого, глядя на девушку, стоящую передо мной. Слова, которые есть в моем распоряжении, слишком холодны, от них отдает клиникой. Кажется, разговор с женщинами – это скорее понимание пауз между словами, чем самих слов, интерпретация безмолвных нюансов, которые означают столь многое. Но я понятия не имею, как это делается. Я ничего не знаю. Рассчитывает ли эта девушка, что я ее поцелую? А если рассчитывает, то что мне делать? Хочет ли она, чтобы я потянулся к ней, – или я должен сидеть и ждать, пока она поцелует меня? А если она это сделает, то как тогда целоваться? Я никогда прежде никого не целовал. Список вопросов в моем сознании становится все длиннее и длиннее, пока оно едва ли не зависает – точь-в-точь как компьютер, когда от него требуют слишком многого.

– Знаешь ли ты, что Козероги и Весы несовместимы? – внезапно спрашивает девушка.

Я, честное слово, не понимаю, о чем она говорит. И решаю сменить тему.

– На каком факультете ты учишься? – вывожу я вопрос на алфавитной доске.

– На экономическом.

Я не очень хорошо себе представляю, кто такие экономисты, но вряд ли они обычно ходят с бабочками на голове. Я молчу, размышляя, что сказать дальше, а девушка продолжает покачиваться передо мной.

– Пойду поговорю с друзьями, – вдруг решает она. – Пока!

Она устремляется куда-то в толпу, и я вновь остаюсь один. Придет ли ко мне когда-нибудь понимание? Мои глаза обшаривают комнату, я разглядываю парней и девушек, танцующих и болтающих, смеющихся над шутками друг друга, наклоняющихся друг к другу. Одна пара целуется, другой парень обнял какую-то девушку за плечи. Я гадаю, смогу ли я когда-нибудь осилить тот код, который даст мне доступ в этот мир.

– С тобой все в порядке?

Это Эрика. С ней, по крайней мере, легко общаться, поскольку мы оба понимаем, что между нами нет ничего, кроме дружбы. Эрика занимает особое место в моем сердце, потому что за прошедшие три месяца она показала мне очень многое из того, что может предложить этот мир.

До нашей встречи родители брали меня с собой в магазины и в кино. Я знал, что никогда не забуду тот первый момент в этом сумеречном мире, когда зрители подняли головы, заиграла музыка и гигантские лица размером с небоскреб возникли на экране. Я едва мог поверить, что все это происходит на самом деле. Почему же тогда это чудо оставляет всех окружающих столь равнодушными? Я не видел на их лицах ни зачарованности, ни восторга и думал: неужели можно настолько привыкнуть к радости, что перестаешь ее замечать?

Но благодаря присутствию Эрики я теперь видел, как живут люди моего возраста. Я познавал удовольствия поедания гамбургеров в «Макдоналдсе», праздного времяпрепровождения в блужданиях по торговому центру и дегустации печенья, которое она только что испекла в духовке. Мы с ней побывали в ботаническом саду и в детском приюте, где гладили по голове брошенных младенцев, которые умерли бы без доброго человеческого прикосновения. Я хорошо понимал это чувство.