В Стране Дремучих Трав

Мне надо было тут же возразить Думчеву, что вода в капиллярах, конечно, может подниматься вверх лишь на несколько метров. Но Думчев путает свои масштабы с масштабами людей нормального роста. У него одна потребность в воде, а у людей другая. Капиллярной воды не хватит человеку даже на одну чашку чаю.

Но я не сказал об этом Думчеву. Может быть, в душе у него угаснет обида на меня… Ни единым словом не упомянул я Думчеву о том, что в его мозгу живут теперь иные масштабы, чем у людей, и не следует ему с такой категоричностью переносить свои представления на тот мир, в котором живут люди и куда он скоро сам вернется.

Рассказав о своем водопроводе, Думчев перешел к тому, как освещается его дом.

Конечно, у него, были не свечи, не керосиновые лампы, не электричество. Это был свет не от тепла, не от огня. Источники этого света в изобилии имелись в Стране Дремучих Трав. Это были светящиеся насекомые.

Здесь, в этой Стране Дремучих Трав не веришь даже во- все то, что сам видишь и слышишь. Все кругом так удивительно, что кажется недостоверными. В самом деле; какой дом у Думчева? Я себе даже и представить, не могу. Но слова Думчева о необычном освещении его дома, — в это я готов был поверить! Почему? Потому что в эту минуту совсем другая картина заслонила всю Страну Дремучих Трав. Я вспомнил свой театр. Я увидел себя рядом с с товарищами на одном докладе в нашем театре. Доклад, был о новых источниках света и о применении их при оформлении спектакля.

Помню, как докладчик сказал, что ученых навели на мысль: использовать «холодный свет» светляки. Уже подсчитано, что источник света, который «используется» светляками, имеет девяносто процентов коэффициента полезного действия. У лампочки накаливания, только три процента энергии расходуется на излучение света, а остальное уходит бесполезно в воздух в виде тепла.

Помню, как об этом писала одна газета:

«Если, половину ламп, накаливания страны заменить новым источником света, то можно получить экономию электроэнергии, равную мощности Днепрогэса».

Между тем, лес трав стал редеть. То там, то здесь были. видны просеки, аллеи и поляны, усаженные, кустами, — плод труда и заботы человека. Мы, по видимому, приближались к дому Думчева… Он оглядывался и стал опять, говорить сам с собой:

— Конечно, музыкой я гостя не. смогу порадовать. Но зато душистые ветерки! Во время обеда я в мою высокую комнату, что рядом со столовой, впущу бабочку Боярышницу. Освежающий, чарующий залах будет исходить от ее душистых пятнышек. А потом открою другую дверь, и в столовую польется запах цветущего миндаля, смешанного с запахом ванили и разных духов. Гость подумает — это цветущий сад. А это только бабочка…

— Что это? — вырвалось у меня.

Из-за зелени кустов и редких деревьев блеснуло, загорелось, заиграло невиданными цветами, красками и узорами гигантское панно.

Глава 49 Великое открытие или великое заблуждение!

Пойми одно, а после будь упрямее,

Чем море…

Еврипид. Ипполит

— Удивились? — с иронией произнес доктор Думчев.

— Нет, нет! — отвечал я. — Тут не то слово. Это не удивление. Я очарован этим необычайным зрелищем.

— Это только забор. Просто забор моего дома.

Действительно, было чем залюбоваться: ярко-желтые цвета, как корки спелого лимона, переплетались здесь с огненными, не блекнущими цветами осенних листьев и с холодным сизо-голубым суровым цветом, каким бывает северное небо. А ярко-белые пятнышки, черные кольца, фиолетовые полосы были разбросаны в самых причудливых сочетаниях.

Солнце играло и освещало этот гигантский своеобразный театральный занавес — «забор», как пренебрежительно назвал его доктор Думчев.

Мы подошли поближе.

Из земли торчали косые балки. Они были усеяны твердыми, острыми колючими шипами.

— Ноги кузнечиков — подходящий частокол для моего замка, — пояснил доктор Думчев, — а между ними я протянул крылья бабочек. Вот эти, ярко-желтые, как лимон, — крылья бабочки крушинницы; ярко-белая буква «С» — это изнанка крыльев апрельской бабочки; череп и две кости — рисунок спинки бабочки Сфинкс атропос.

Эти цвета гармонически сливались и закрывали часть частокола.

Мы подошли к воротам.

Я смотрел и не мог насмотреться: створки ворот были точно из металла, блестели хорошо начищенной желтой бронзой.

— Ворота сделаны из крыльев медного жука. И об этом вы расскажете людям.

— Сергей Сергеевич, прошу вас помнить: не я вернусь к людям…

— Ах, довольно! Не в этом дело! Дело в том, что и здесь люди с великой пользой для себя кое-чему поучатся.

Что можно было ответить на это Думчеву?

Он не успокаивался:

— Что вы видите здесь?

— Краски необычайной силы и яркости.

— Мой гость смотрел, видел и ничего не увидел, — сказал Думчев, глядя на красивые узоры своего забора.

Я ждал приглашения войти во двор и любовался красками чудесного панно, но Думчев не торопился: