В Стране Дремучих Трав

— Эта загадка Кулагиным была разгадана. Когда пчела летит, она оставляет в воздухе струю пахучего вещества. Ведь у рабочей пчелы на конце брюшка находится железа, которая выделяет пахучую струю. Летит одна пчела, потом другая, третья… Тут уж трасса, душистая трасса. День в Москве был тогда очень тихий, ни ветерка. И вечер был совсем тихий. Так что пчелиная пахучая автострада начиналась от окошка во дворе, что около Пушкинской площади, и тянулась, тянулась куда-то далеко…

— Это что ж, сигнализация? — спросил я.

— Да, своеобразная сигнализация. Но мы уклонились. Ведь загадочное письмо принесла нам не пчела, а бабочка…

— Нет, мы не уклонились, — ответил я: — человек дрессирует пчелу. И я все думаю: кто-то выдрессировал эту бабочку, и она стала письмоносцем.

— Тут световое раздражение: бабочка залетела на свет.

— А может быть, есть опыты по дрессировке бабочек при помощи светового раздражения?

— Не знаю! — развел руками профессор Тарасевич. — Но вот обоняние бабочки, конечно, можно принять в расчет. Вот, например, бабочка Адмирал, или Ваннеса атланта, питает страсть к бродящему соку березы. Она чует его на очень далеком расстоянии. Помню, я был еще студентом и на практике проверял остроту обоняния у бабочек. Я видел, как бабочки Адмиралы слетались к березе и погружали свои хоботки в, трещину древесной коры. Я мазал забродившим березовым соком деревцо молодого тополя, и что же вы думаете: бабочка Адмирал летела на тополь и льнула к этой коре. Однажды я вытер тряпочкой деревцо — иду с тряпкой, а за мной бабочки Адмиралы летят. А бабочку Траурницу я часто находил на полусгнившем барабане у колодца: дощечки там были гнилые, поросли зеленым мхом. Взял я однажды несколько гнилушек, намочил в кадке и хорошенько спрятал. Смотрю — летит Траурница прямо к моим гнилушкам, спрятанным в укромном уголке… Ну вот, Григорий Александрович, небольшая лекция о практическом применении чувства направления у насекомых, — закончил профессор Тарасевич. — Но как жаль, что все эти знания не помогают раскрытию тайны этого письма! — И он развел руками.

Было уже поздно. Я стал прощаться. Профессор зажег свечу, чтобы проводить меня по темному коридору до дверей. Зажигая свечу, он глянул на стол, где лежала бабочка Мертвая голова, и рука его, державшая свечу, повисла в воздухе.

— Что с вами, профессор?

— Позвольте, позвольте! — воскликнул вдруг Степан Егорович. — Ведь наши большие городские картофельные поля возделаны за тем самым пустырем, где находятся запущенные и забытые каменоломни, гигантские пещеры, заброшенные выработки и подземелья. Там же руины развалившихся каменных построек. Все это в пятнадцати-двадцати километрах от города. Там и писал этот человек свое удивительное письмо.

— Но почему же именно там? — с недоумением воскликнул я.

— Как? Вы не понимаете? Бабочка Мертвая голова бытует только на картофельных полях. А они находятся вот где, — и профессор указал на карту города.

— Степан Егорович, завтра же утром я туда отправляюсь!

— Как жаль, что мне нельзя ни на час отлучиться из института! А то я бы пошел с вами. А дорога ведет к дачному поселку научных работников. Поселок имени Ломоносова. К вечеру, Григорий Александрович, вы вернетесь обратно и непременно придете ко мне.

Было поздно. Городок спал. Профессор Тарасевич со свечой в руке проводил меня на крыльцо. Прощаясь со мной, он понизил голос:

— Должен признаться, мне здесь чудятся разные неожиданности, превратности. Так что будьте ко всему готовы. А впрочем, может быть это какой-нибудь дачник-шутник забавляется или ученый ставит какие-то опыты… Но почему он пишет так загадочно? Почему находится в поисках какого-то утраченного времени?.. Ну, довольно! Прощайте! Увидите этого корреспондента — кланяйтесь ему от меня. Прощайте!

На другой день чуть свет я отправился на поиски доктора Думчева.

Глава 6 По дороге к каменоломне

Блистательный мне был обещан день,

и без плаща я свой покинул дом…

Шекспир. Сонет XXXIV

Ласковый ранний холодок. Я иду туда, куда указал мне профессор Тарасевич. Туда — к заброшенным каменоломням и подземельям, к тем забытым руинам, откуда, возможно, прислано это удивительное письмо.

Дорога к дачному поселку асфальтирована. По обеим сторонам растут в два ряда молодые гибкие тополя. Верно, их посадили тогда же, когда асфальтировали дорогу.

Я иду по тропинке рядом с дорогой.

Сквозь чащу кустарника то показывается, то исчезает море. Дорога поднимается все выше и выше. Потом спускается. Вновь поднимается. И там, на другой горе, виднеются белые домики дачного поселка научных работников.

Внизу под горой, в долине налево от асфальтового шоссе, отходит извилистая проселочная дорога. Она бежит к роще. За рощей очертания белых разрушенных стен. Пустырь. А там, дальше? Кажется, там — картофельные поля.