В стране контрастов

 Коля лежал в госпитале и думал о последнем дне, проведенном им в том месте, где горело столько свечей и где на другой день, когда его перенесли на какую-то телегу, он видел, как белые рубахи вырезали дерн, снимали его, потом начинали рыть яму, потом бросали в яму запачканные в крови белые рубашки, с такими страшными лицами, потом сыпали землю и закладывали опять дерном. Коле сказали, что это хоронят мертвых, и он очень дивился, что русские хоронили не так, как хоронили его маму. Русские поступали так потому, что им прежде всего надо было скрыть от туземцев место погребения, и потому они отвозили далеко оставшуюся землю, а иначе, найдя могилу, сарты непременно разрыли бы ее и отрезали бы головы, чтобы свезти в Бухару, где за голову русского им бы дали, по крайней мере, по халату.

В то время, когда Колю положили с сломанной ногой, госпиталь помещался во дворце бухарского хана. Дворец этот назывался Кот-там. Когда раненые стали привозиться со всех пунктов, то места в здании не хватило, и Колю перенесли в кибитку, поставленную на дворике, вымощенном плитами.

Маленького Колю все звали сартом, хотя никто не знал его родителей, а звали его сартом потому, что большая часть оседлых жителей Туркестана называется сартами. Кочующие народы с презрением смотрят на сарта, а между тем это народ очень способный, и живущие в настоящее время русские в Туркестане очень любят и очень ценят сартов.

Дома сартов разделяются на две половины, каждая с отдельным двором. На одном дворе женщины заняты своими домашними работами, и защищены от нескромных взоров, так как жен своих сарты никому не показывают, а на другом дворе ставят арбы, телеги, лошадей, и мужчины развлекаются одни.

Одеваются сарты в длинную коленкоровую или полотняную рубашку, в короткие широкие панталоны, тоже из коленкора или холста, и сверху надевают халат. Богатые сарты надевают несколько халатов один на другой и подвязывают их длинным полотняным бинтом. Верхний же халат не подвязывают, а завязывают на груди шнурками. Грудь у сартов всегда бывает открыта, и обуви они не признают, кроме кожаных вышитых чулок.

Говорят, что сарты любят лгать. Может быть, это итак.

^Сарты.

Сарты так часто терпели от различных покорителей своих, что поневоле приучились лгать.

Маленький; Коля, лежа в госпитале среди русских, солдат, очень скоро выучился понимать, что говорят белые рубашки, и когда через шесть недель Николай Петрович разбинтовал его ногу, он уже очень порядочно объяснялся по-русски.

Коля не ходил больше голым, а денщик каждый день одевал его в белую рубашку и белые панталоны. Жизнь в казармах, которые были устроены в мечетях, так однообразна и скучна, что маленький сарт служил забавою батальону, и все с ним играли и занимались.

Добрый Николай Петрович был отправлен в начале марта на передовой пункт вместе с посланным туда отрядом. Долго шел отряд по отвратительной липкой грязи, и до передового пункта оставался только один переход.

Рано утром двинулся отряд дошагивать последнюю станцию. Мелкий и частый дождик осыпал солдат, шлепавших по жидкой глине. Перед подъемом на гору раздалась команда:

— Зарядить ружья.

Зазвенели шомполы. Пули забивались особенно тщательно, так как тут можно было нечаянно натолкнуться на неприятеля. По той самой дороге, по которой шел теперь отряд, накануне туркмены сделали нападение на русских.

Зарядив ружья, батальон тронулся. Дорога повертывала в узкую долину, посреди которой бежала маленькая быстрая бурливая речка. Она вилась то вправо, то влево, как зверек, убегавший от преследований, и потому солдатам постоянно приходилось переходить ее в брод. Хотя липкой глины теперь стало и меньше, но зато приходилось чаще идти по воде, да и дождь пошел сильнее, и вместе с дождем повалили хлопья снегу. Солдаты, однако же, точно не замечали ни ветра ни непогоды, потому что каждую минуту ждали засады и шли, постоянно озираясь и сторожась. Вот дошли, наконец, и до рокового места, где накануне было сделано нападение и где несколько человек отбивалось от целой сотни. На дороге валялась нагайка и белели среди грязи бумажки от расстрелянных патронов. Все оживились, каждому хотелось самому непременно видеть бумажки, взглянуть на историческое место.

Много часов шагали солдаты по камню, глаза перестали упорно смотреть на вершины гор. Серые шинели становились все тяжелее и тяжелее, намокнув от дождя. Шаровары давно промокли на коленях, а в сапогах хлюпала вода, попавшая за голенища во время перехода через речку. Впереди ехала карета, запряженная тройкою лошадей, в ней везли раненого накануне офицера и, другого больного. На козлах сидел офицер, не имевший лошади. Все остальные офицеры ехали верхами, прикрывая лицо от бившего снега и дождя. За каретой ехала телега с несколькими ранеными накануне солдатами, и сзади ковыляла раненая лошадь.

Солдаты уже перестали выбирать сухие места, а шли целиком — все равно везде вода. О привале не могло быть и речи. Наконец долина понемногу стала расширяться. Вдоль речки стали попадаться лужайки, болотники, и показался выход из гор.