В Стране синего снега

Возле магазина, не шевелясь, сидел старик с бледными, лежащими на голодных плечах засаленными бездомными волосами. Старческую кожу с оттенком синей смерти прикрывали истрёпанные лохмотья дешёвой ткани. Голова опущена, а длинные худые руки – подобие живых рук – в надежде на милостыню крепко обхватывали костлявые колени.

Снежок не знал значения слова «сострадание», однако в беспросветных окрестностях сердца, где-то в переулках дремлющей совести ему хотелось как-нибудь облегчить страдания полумёртвого старика. Но как помочь, когда у тебя не только денег нет, но и хлеба, более того, ты сам с раннего утра ничего не ел – только сострадательным словом.

Стараясь не тревожить «бездыханное тело», Снежок осторожно присел рядом со стариком.

– Почему вы здесь сидите? – тихо спросил он. – Можно было сесть, например, возле фонтана, он тут рядом. Я весь день там просидел. Ближе к вечеру место обрастает жителями, наверняка, среди них найдутся также и богатые, и вам не нужно будет уже часто голодать и ждать благосклонной у моря погоды.

Неподвижная фигура медленно ожила.

– Для чего? Зачем? Если я буду сидеть там, то на фоне суеты все во мне будут видеть только попрошайку. Понимаешь? – внезапно оживился старик, и, повернув заросший остров, заселённый странными мыслями, хриплым голосом спросил у Снежка. – Жители будут бросать монеты не потому что желают, а из жалости. Милость – это про детскую искренность. Когда кто-то здесь проходит, он случайный прохожий, которому посчастливилось помочь голодному старику. Самое интересное, когда наступает ночь. Прохожие не видят голодных. Я утратил юность, тело, но душа моя не разучилась сострадать ближним.

– Сострадание, – какое чужое, но одновременно и близкое сердцу живое чувство, – подумал Снежок. – Со-стра-да-ни-е, – повторил он, исследуя смысл слова.

– Сострадать, – неуверенно проговорил он, – как понять, когда ты сострадаешь? Что это, сострадание?

– Кх, кх, кх, – закашлял старик. – Сострадать – значит, не имея материального, быть готовым пожертвовать самым бесценным – своим временем. Сострадание – способность видеть и в счастливом, и в несчастном жителе отражение себя.

Вот если бы ты, например, сейчас не остановился, не сел рядом со стариком, то означало бы, что ты ещё не знаешь сострадания, его источника.

– Источника сострадания?

– Да. В любом сердце есть как ненависть, так и сострадание. Соответственно, сердце – внутренний источник не только зависти и злопамятства, но и сострадания.

– Выходит, вы здесь терпите голод и лишения, чтобы не забыть о том, что ещё способны на сострадание?

– Да. С потерей сострадания утрачивается и смысл жизни.

– В чём же смысл…

– Моей жизни?

– Да.

– Ничто не вечно. Сегодня ты можешь быть членом богатой, ни в чём себе не отказывающей семьи, а завтра просишь милостыню.

– Значит, вы были из богатой семьи? – поинтересовался Снежок. – Давно?

– Давно.

Старик замолчал. По высохшим морщинистым скулам покатились слёзы. Он вытер их высохшей рукой:

– Уже не важно. Нужно учиться отпускать всё прошлое, принимая настоящее. Если ты бежишь от прошлого, в твоих же интересах бежать как можно быстрее. Иначе оно постоянно будет догонять тебя.

– Но бежать всё время же невозможно? Однажды ты устанешь и снова остановишься.

– Да, но когда ты остановишься, то поймёшь, что изменился.

– Хм…выходит, вы пошли сознательно на жертву во имя блага?

– Да. Так как жертва задаёт направление смысла. Кажется, уже наступила ночь. Пора спать. Тебе же негде? Верно?

– Верно.

– Иди за мной.

Старик всё время шёл прямо, мимо домов, затем, резко свернув налево, стал спускаться вниз, по заросшей тропинке, ведущей к свалке бытовых вещей.

Снежок оказался перед самодельным домиком, построенным из подручных материалов: всевозможных железяк, досок, стульев, диванов и другого хлама.

– Мы пришли! – донеслось из темноты, что-то прогремело, и со скрипом открылась дверь. – Проходи.

Небольшая, довольно уютная комнатка, освещённая тремя автоматическими ярко-жёлтыми лампами, поприветствовала старика и ночного гостя. С левой стороны комнаты, возле пыльной части недавно целого дивана, неканоническими стопками высились старые башни книг. Напротив них в полутёмном углу ютилась его вторая половинка.

– Голоден?

– Очень.

– Там вроде в кастрюле что-то оставалось, можешь доедать. Я не хочу.

– Хорошо.

Снежок заглянул в алюминиевую кастрюлю, стоящую на компактной самодельной плитке. На самом дне ещё оставалась каша.

– Подкрепился?

– Спасибо, да! Каша вкусная!

– Раз вкусная, то теперь можно ложиться и спать. – Старик широко зазевал, выключил лампу, лёг на левую половинку дивана. Снежок лёг на правую, но сон даже и не думал подступать к ещё бодрому ищущему сознанию. Мысли о чудаковатом старике не давали Снежку покоя, будоража его бесконечными вопросами. Странному хозяину дома тоже не спалось. Немного поворочавшись, старик лёг на спину.

– А где твой дом? – спросил он.

– Его нет.

– Как нет? А родители?

– Наверное, есть. Я же как-то появился.

– Из детского приюта?