Когда же Володя погиб… это было больно. Неожиданно и больно. Я не думала о смерти сама и не думала, что могу в скором времени услышать о смерти кого-то из моих сверстников, там более о смерти Володи. В тот момент, год назад, всё как-то внезапно всколыхнулось, ожило во мне, я даже плакала… Больше того, я пошла на его похороны… И я видела безобразную сцену, которую устроила у гроба бывшая жена Володи, показавшаяся какой-то огромной лохматой вороной набросившейся на ласточку. Когда истошно заплакал его сын, я не смогла этого выдержать и ушла, не дожидаясь окончания церемонии. Проталкиваясь сквозь толпу, я выронила где-то свой букет красных гвоздик, не в силах сдерживать слёзы, и, рыдая, что ни в ком не вызвало удивления, многие плакали в той толпе. Оказалось, во мне ещё много было живого.
Когда я услышала о смерти Тани немного позже, это уже не тронуло меня вовсе, мне казалось, она умерла вместе с ним, с Володей.
Каково же было моё удивление, когда оказалось, что она не только жива, но именно от неё материал тщится получить наш Виктор Викторович, признаться, мне не было ничего об этом известно до сего дня. И вот я приехала, чтобы увидеть её и забрать у неё то, что понадобится нам для удивительного эксперимента. Странно и удивительно переплетает судьба наши с ней жизни.
И, конечно, вот он, этот человек, Лиргамир, судя по всему, именно о нём говорил Сан Саныч, когда упомянул о евгенике. Да, конечно, соединить Таню, какой её помнила я, и вот этого изумительного человека, это, действительно достойный материал, как говориться, куда выигрышнее генов кривоногого и неказистого злобного паука Виктора Викторовича. Так что во мне появился личный интерес постараться доставить их эмбрион живым…
Когда я вошла в реанимацию, со мной был охранник, который нёс аппарат УЗИ, нас обоих заставили надеть стерильные халаты и маски, что в общем понятно, послеоперационный период да ещё после такого вмешательства… Мне стало не по себе, когда я подумала, что я пришла совершить над беспомощной женщиной, которая притом находится между жизнью и смертью… А ведь это чудовищный по своему цинизму и наглости акт, я намереваюсь ограбить её в самом страшном смысле. Я отбираю то, что раньше никто не пытался воровать, биологическую идентичность. И только потому, что мне за это хорошо платят. Получается, в этом мире можно купить всё? Получается и я продалась, получается, я пришла совершить противоестественное и преступное деяние только потому, что за это заплачено?
Я остановилась, глядя на койку, на которой, опутанная проводами и трубками с дренажами, торчащими из груди, посередине которой приклеена повязка, а под ней, ясно, длинный шов. Такой был у Тани, но я никогда не знала, откуда он там взялся, сама она отшучивалась, и я поняла только, когда уже училась в медицинском, поняла окончательно. Хотя ходили неясные разговоры, когда Таня лежала в больнице после выкидыша, но я не придавала значения, не желая вникать в её проблемы больше, чем уже была вовлечена.
И вот теперь… я стояла здесь и смотрела на неё. Я вдруг вспомнила, что я сделала тогда с ней, но вот он, Марат, тут же, так никуда и не делся, всё возле, а Марат тоже не самый худший был юноша когда-то, и как он влюбился в неё… И что, что она, конечно, никогда не осталась бы с ним на ночь, если бы я не отравила их тогда… Он в неё влюблён. Был и остался. Так что потеряла ли она в результате? Теперь мне так не казалось…
И всё же… Я могу не делать того, зачем меня послали. Я могу отдать любую яйцеклетку из нашего банка, кто и когда заметит разницу? Никто и никогда. Ведь гарантий сходства никаких нет, это вам не синий и жёлтый смешать, и то получатся разные оттенки зелёного, если чуть-чуть изменить пропорции, в яйцеклетке нет копии женщины, в теле которой она произведена, там всего лишь зашифрованный код всех поколений её предков. Так что никто и никогда не узнает о подмене. Ну, а эмбрион… ну не получилось, разрушился. И так 99,9 процентов, что он погибнет. Я могу это сделать. Могу оставить ей её ребёнка, и не трогать её клетки, отдам клетки тех, кто добровольно продал… Да, за моей спиной стоит охранник, но что он понимает? Я просто заставлю его выйти, я в любом случае сделаю это, потому что манипуляция не для глаз посторонних, тем более мужчин. Я могу… могу, и всё это без риска для себя…
Я обернулась, показала охраннику, куда поставить аппарат УЗИ, он был на батарейках, так что мне его помощь не нужна даже в этом.
– Выйдете пока, – сказала я ему.