В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Том 3, часть 4

Я обнял её, поднимая на руки, Таня прильнула ко мне, обвивая шею, но руки её так слабы, почти как ткань этого халата, скользят…

Борис помог мне завернуть её в одеяло…

И вот мы у больницы, Вьюгин открыл дверь, помогая мне выйти с моей бесценной ношей.

– Осторожно на ступенях, – сказал он, проходя вперёд.

И вовремя, я едва не поскользнулся.

– Она в сознании?

– В созна-ании, – ответила Таня за меня. – Ма-арк… ну… по-а-чему он…

– Ну, и слава Богу… – проговорил Вьюгин. – Сюда…

Мы вошли в приёмное, в кабинет УЗИ. Меня даже не выгнали вон… и начали нести свою абракадабру, елозя по Таниной груди датчиком. Совершенно обнажив мою жену перед этим Вьюгиным… Боже мой…

– Посмотри ещё печень, Маша, – сказал Вьюгин. – Нет ли выпота или отёка… да, я вижу…

Она переместилась на живот, Таня подняла полу, прикрывая живот ниже пупка. И тут Вьюгин, взял у этой Маши датчик и, мазнув в излишки геля у грудей, по-хозяйски убрал Танину руку, и приложил датчик над лоном.

– Беременность, – сказала Маша. – Пять недель акушерских. Три недели реально, то есть… ну, тут уже, на всех этих лекарствах… Сердцебиение можно услышать…

Она нажала какую-то клавишу, и стало слышно «шт-шт…шт-шт…».

– Живой, – сказала Маша. – Живой плод, маточная беременность…

Вьюгин посмотрел на меня, я, наверное, что-то должен был понять, но я не понимал сейчас ничего… И в этот момент Таня захрипела, кашляя и поворачиваясь на бок.

Медсестра подхватилась звонить, прокричала в трубку:

– Каталку срочно!

– Таня! – Вьюгин поднял её за плечи. – Ш-ш-ш, тихо… смотри на меня…

– И-и… – вдохнула Таня с усилием. – Не… не хо-ачу…

– Чёртова дура… Тогда на него смотри! – проорал Вьюгин, махнув мне, чтобы я подошёл.

Таня протянула руки ко мне, зацепилась за свитер пальцами, задыхаясь всё больше… Но лицо её сразу стало мягче, у уголков глаз даже появилось что-то вроде улыбки. Приехала каталка, с грохотом закатываясь в кабинет, Вьюгин, кивнул мне, чтобы я положил Таню на эту качалку. Но она задыхалась всё больше и отказалась ложиться.

– Не-е мо-агу я… не мо-агу лежа-ать… не мо-агу… я за… ды… ха… юсь… – целясь за меня, произнесла Таня, сквозь хрип, вылетающий из её груди.

– Донесёте? – спросил он меня.

Я просто смотрел на него как идиот, он шутит, не могу понять? Почему я могу не донести? Мы вышли в коридор, он снова пошёл впереди меня, открывая двери, а я держал Таню, сжавшуюся в комок и дышащую так, словно она старательно выдувает в груди мыльные пузыри. Я посмотрел на неё, она всё бледнее, при этом губы становились какими-то розовыми и блестящими…

Мы вошли в радиологию, здесь меня заставили всё же оставить Таню, и выгнали вон, в коридор. И тут уже оказался Платон.

– Марк… что?

– Что?.. – рассеянно спросил я. И добавил честно: – Я… я ничего не понял… я… погоди, я позвоню. Наверное, надо, чтобы клапаны… чтобы срочно доставили… Борис звонил с дороги… сказали, едут.

– Так может, они здесь уже, – сказал Платон.

Я посмотрел на него и кивнул.

– Да… да-да… – и набрал номер.

«Совершенно верно, Марк Борисович, наша машина уже час как ушла. Должны быть на месте…», я поблагодарил на автомате. И посмотрел на Платона, но он и сам понял.

– Что случилось-то? – спросил он.

– Ты… я не понимаю, что… Она…

Тут вышел Вьюгин, увидел Платона и подошёл к нам.

– Ну, в общем, такой расклад: наши пошли мыться…

– Что? – не понял я, «мыться»?..

Вьюгин скользнул по мне взглядом, где-то в районе пупка:

– Готовиться к операции, – пояснил он мне как олигофрену, спасибо, что вообще сказал, называется, до сознания всё равно не дошло.

– От митрального клапана оторвалась створка и получилась эмболия. Сейчас агиографии сделают, надо найти этот тромб и убрать, а после – протезировать клапаны.

– Я ничего не понял, только… это две операции сразу?

– Ну… как бы да. Всё осложняется тем, что она… беременна.

– Что?! – мы с Платоном выдохнули вместе.

И тут с Вьюгиным сделалось страшное, он вдруг утратил всю свою холодность и в один прыжок оказался возле меня, схватив за свитер на груди, даже кожу под ним ободрал, это и привело меня немного в сознание – то, как загорелась кожа…

– Да то, что какой-то муж, б…, не мог оставить умирающую жену в покое! Нельзя было подождать?! Нельзя было… хотя бы раз член из штанов не достать?! На смертном одре надо…

– Да подожди ты… что за слова! – Платон вытаращил глаза.

– Да то, что там сердца нет уже, как она жила, я не знаю, а у этого… одна долбёжка на уме…

Я даже не сопротивлялся, до меня не доходило всё равно… Платон оттащил Вьюгина.

– Погоди, Лётчик… так может это… ну… – вполголоса сказал он.

– Да хрена! Это он! – придушенно просипел Вьюгин, он орал бы во весь голос, но не здесь, пустой гулкий коридор… – Пять недель, это реальных – три, так что вину не переложить ни на каких бандюков!

– Вину… но, Лётчик, это же… ну это же хорошо, наверное, ну что… – проговорил Платон, не в силах удержать улыбку в уголках рта. – Ребёнок будет, а?

– Да ты не понимаешь?!.. – опять почти вскричал Вьюгин. – Это осложняет всё! Это… да, что я объясняю вам, дебилам… «хорошо»… кому-то хорошо, вероятно, было!