В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Том 3, часть 4

Он начал тыкать в меня пальцами, бледный и страшный как злой ордынец. Нет, ей Богу, кривую саблю ему, и будет реальный Чингисхан…

Платон снова постарался отвлечь его на себя, оттаскивая за локоть.

– Это… два инородных тела место одного в организме. Даже три, два клапана надо менять, всё в хлам… как она не захлебнулась ещё от отёка лёгких… Инородные тела, иммуносупрессия и тромбофилия при том! Ты знаешь, какая материнская смертность при таком раскладе, даже если сейчас всё пройдёт идеально?

– Я не знаю, – спокойно и весомо сказал Платон. – Я и не хочу знать. И ты… Лётчик, успокойся, ты должен быть спокоен, ты же воин при мече. Это мы с ним колотиться должны, мы щас овцы, ты – пастух.

Вьюгин взглянул на него, сбросил руку и пошёл прочь по коридору от нас. Платон подошёл ко мне.

– Ну… что, Марк… я… вообще, поздравляю. Хотя, конечно… обстоятельства…

– Что?

– Отцом скоро будешь, как я понял.

– Ну… как бы да… давно знал…

Платон смотрел на меня некоторое время, пока не сообразил, что я не понимаю. Он развернул меня к себе.

– Марк, да ты… ты слышишь, что я говорю сейчас? – он смотрел мне в глаза, удивительно, как у них с Таней похожи глаза, очень яркие синие, я таких не видел больше ни у кого…

– Ну я… слышу, конечно.

– У вас с Таней будет ребёнок.

– У нас есть ребёнок.

– Есть. Но будет второй.

Меня как в голову толкнуло. Я уже привык знать, что у нас есть ребёнок, да, я ещё не видел малыша Володю, я не держал его на руках, но я совершенно привык к тому, что он существует, он уже полностью присутствовал в моей душе, в моей голове, стал частью моей жизни и планов на будущее. А теперь… ещё ребёнок? То, о чём мы говорили и шутили с Таней? Как это может быть?

– Ну как… а ты думал, что если у вас десять лет ничего не происходило от секса, то никогда и не произойдёт? – усмехнулся Платон.

– От секса? – удивился я.

Платон вздохнул и похлопал меня по плечу.

– Ладно, Марк, не заморачивайся сейчас, ты, я смотрю… Слушай, я Марату позвонил, ты уж извини. Вон он, прикатил. И Марк Миренович тоже, и… мама?

На слове «мама» я как-то немного включился. Обернулся и увидел, что Платон идёт по коридору навстречу Ларисе Валентиновне и Марку Миреновичу, а за ними бледный и смущённый Марат. Моя тёща увидела меня и ускорила шаги, подойдя, взяла меня за плечи, немного повыше локтей, глядя мне в лицо сияющими глазами.

– Марк… Господи… – и обняла, приложив голову к моей груди на мгновение. – Ох, Марк, как хорошо, что ты тоже живой. О Тане я с марта знаю, Марк… ну то есть… Марк Миренович написал мне. Вообрази, какая удивительная произошла вещь, что Танюшка уехала прятаться именно в Шьотярв… Ох, как ты похудел, мальчик…

Она выпрямилась сияющими глазами глядя на меня и погладила меня по плечу очень ласково.

– Так ты знала, мама? – изумлённо проговорил Платон.

Она обернулась к нему, утирая невольные слёзы, сейчас она была очень красивой, своей зрелой, будто выстоявшейся красотой. Моя тёща вообще очень нравилась мне, намного больше тестя, Андрея Андреевича, который, по-моему, был надутым павлином. Только теперь оказывалось, что у меня два тестя.

– Знала, сынок.

– Что же ты не сказала мне? Мне-то?!

– Ты ведь тоже молчал. Я боялась навредить Тане. И тебе тоже… она ведь пряталась не только, чтобы самой спастись, но и чтобы нас не тронули, так ведь, Марк? После… тех убийств…

Я вдохну, думая: спасибо, что не упомянули вслух мою маму. И отдельно спасибо, что не вплели в канву Книжника…

– Что произошло, Марк?

Я как дурак, не мог вымолвить ни слова, ступор продолжался, не понимаю, со мной в первый раз такая ерунда. Платон посмотрел на меня и, поняв, что не дождётся ничего, сказал сам:

– Мы ничего не поняли с Марком, кроме того, что оперировать будут срочно, прямо сейчас.

Лариса Валентиновна охнула, приложив ладонь к груди, и обернулась на Марка Миреновича, он взял её под руку.

– Идём, Лара, я видел там диванчики, присядем, – он мельком взглянул на меня и увлёк Ларису Валентиновну с собой.

Платон посмотрел на меня и, кивнув на Марата, тоже отправился за матерью и… вот, кто этот человек Платону? Это в крови у них, похоже, так запутывать свои отношения. А ко мне подошёл Марат… я с трудом соображал, признаться. То есть, вообще не соображал. Вот это «не понимаю, как она жива до сих пор», настолько выбило меня не то, что из колеи, но, окончательно, лишило сознания. Пока мы ехали сюда, пока я держал Таню на руках, я был самим собой, напуганным, паникующим, но собой, в моём уме, но как только её забрали из моих рук, я словно впал в какую-то летаргию…