В стране ваи-ваи

Утром оказалось, что островки, по которым мы ходили накануне, полностью затоплены, лишь макушки скал и деревьев оставались на виду. Еще пятнадцать сантиметров — и лагерная площадка тоже оказалась бы под водой.

Скоро весь здешний край преобразится… За месяц Мапуэра поднимается на семь, а то и на все десять метров; огромная территория, особенно в нижнем течении реки, будет затоплена, и все обитатели этой части Амазонии — люди, животные, растения — перейдут к образу жизни, который предписывает им дождливый сезон.

Скорость течения все возрастала, но зато многие препятствия оказались под водой. Это делало наше движение безопаснее, хотя и замедляло его. Там, где раньше торчали камни, теперь бурлили волны, разбивались о нос лодки, обдавая нас брызгами. Мы изо всех сил налегали на весла, маленький двигатель ревел подобно авиационному мотору; медленно лодка одолела три километра, отделявшие нас от более спокойного участка.

Высоко в небе кружил стервятник, поворачивая голову, чтобы лучше разглядеть нас. Изредка, когда он делал особенно глубокий вираж, я видел его белую спину; потом стервятник проносился дальше, руля широкими крыльями и хвостом, поворачивал и возвращался снова. Часто встречались колибри, крохотные зеленые птицы с двумя белыми перьями в хвосте. Они выпархивали из лесу посмотреть на нас и, покружившись над лодкой, тут же опять исчезали.

Но вот робкие солнечные лучи угасли, небо зловеще потемнело. И снова вокруг до самой земли протянулись черные полосы дождя. Ливень настиг нас сразу после полудня, он был такой ровный и такой настойчивый, словно твердо решил лить вечно.

Дождь был холодный, дул пронизывающий ветер, и мы чувствовали себя отвратительно, словно заточенные в мутной раковине. Небо затянулось непроглядной пеленой, река стала грязно-желтой. Голый по пояс, я ежился от холода, на душе было тоскливо. Весь мой горизонт ограничивался угрюмыми волнами, плескавшимися вокруг лодки.

Несколько часов спустя, подкрепившись рыбой, которую индейцы наловили возле лагеря, лепешками, испеченными Тэннером, и фариньей, отогревшийся и немного обсохший, я расстелил брезент на скользкой, усыпанной листьями глине возле своей палатки и принялся сортировать образцы, собранные назло дождю.

Меня ожидал неприятный сюрприз: моя сумка, которую по недосмотру положили чуть ли не на самое дно лодки, промокла, гамак и одеяла отсырели. Не было никакого смысла надевать сухое, и я провел эту ночь — самую неприятную за всю экспедицию — в мокрой пижаме…

Настало утро. Небо было закрыто белыми облаками, над лесом нависли клочья густого тумана. Река поднялась еще на полметра; ее желтые воды, яростно бурля, стремительно неслись мимо нас.

Когда мы отыскали оставленную нами маленькую лодку, ее уже подмывало водой, и она нетерпеливо дергалась на чалках, которыми была привязана к дереву. Мы взяли лодку на буксир, и уже несколько минут спустя вышли к устью Буна-вау. Именно отсюда поступала основная масса полой воды. Уровень Буна-вау поднялся на два с половиной метра; могучий ярко-оранжевый поток врывался в более темные воды Мапуэры. Всего три дня шел дождь, а земли вокруг Грязных холмов были, без сомнения, уже затоплены. Вовремя мы выбрались из страны «лягушек»!

В Мапуэре воды прибавилось почти на метр — достаточно, чтобы протащить лодку через пороги, не разгружая ее.

Правда, и выше больших порогов было нелегко идти из-за множества камней, о которые разбивался бурный поток, но половодье, хотя и такое неистовое, помогало нам, и мы продвигались вперед, не выходя из лодки. А затем выглянуло солнце и принялось сушить нашу одежду.

Река сузилась и стала угрюмее: мы снова очутились в краю валлаба. С обеих сторон над рекой висели длинные стебли с цветками и плодами.

На более спокойных участках попадались пресноводные летучие рыбки. Они внезапно выскакивали из воды перед самым носом лодки и парили много метров над самой поверхностью. Я видел их совсем близко и смог убедиться, что это не килегрудые Gasteropelecus sternicla или Carnegiella strigata, о которых обычно упоминают исследователи, а тонкие рыбки с необычно крупными хвостовыми плавниками. Во время «полета» эти плавники оставались в воде и часто вибрировали.

В одном месте (на бурной стремнине) троим из нас пришлось все же вылезти из лодки. Пронзительно взвизгнув, Кирифакка прыгнул за борт; пока Фоньюве шел впереди и тянул веревку, он и Марк, погрузившись по плечи в воду, толкали лодку через перекаты, среди пенных султанов и захлестываемых потоком камней. Мотор гудел, мы гребли, как одержимые, лодка ползла вперед… Вдруг я заметил в воздухе, в луче солнца, семя репейника величиной с грейпфрут. Оно опускалось бесконечно медленно: царило полное безветрие, хотя полуметром ниже бесновался поток. Ниже, ниже… вот оно коснулось реки — и мгновенно исчезло.