— Ну хорошо, а как бы ты сам поступил на своем ранчо с такими людьми?
Он помедлил.
— Иногда я отдаю им все, что у меня есть, а сам обхожусь как-нибудь. А иногда и так решаю — ну их, мол, к черту!
Я улыбнулся.
— Значит, ничего им не говорить?
— Да, сэр. Лучше не надо.
— Ладно, посмотрим, как Безил с ними управится. Он их привел, он за них и отвечает.
В благодарность за дружеский совет я был готов простить Эндрью его раздражительность. Глядя на этого рослого неуклюжего человека, я подумал, что он в сущности хороший парень и желает мне только добра. Просто он очень устал от бродячей жизни. Но все-таки они с Ионой всю душу из меня вымотали: каждое распоряжение исполняли крайне неохотно, каждый шаг делали словно через силу.
Я прекратил разговор о продуктах и спросил ваписианов, что за местность ожидает нас впереди. Очень труднопроходимая, отвечали они, на путь до Мапуэры уйдет дней пять-шесть, потому что вещи придется переносить по частям. Значит, мы поспеем к Безилу как раз, когда кончатся его запасы.
День еще только начинался. Как только ваписианы поели и отдохнули, я отправил их в путь с первой партией снаряжения, поручив доставить его возможно ближе к перевалу и сложить в таком месте, где можно разбить лагерь. Пока будут перебрасывать все снаряжение, я собирался изучить лес на водоразделе.
Остальные продолжали расчищать площадку, сколачивали из жердей столы и стулья, делали топорища, а также весла для нашего возвращения вниз по Чодикару.
Вместе с Ионой я спустился немного по реке, собирая образцы прибрежных растений. Самым интересным оказался растущий на глинистой почве один из представителей бромелиевых,
Серебристые суматошные вертячки носились по воде, в листве шуршали листоеды удивительной формы и раскраски. Я отломил сучок, на котором висели на длинных нитях коконы моли — пронизанные дырочками белые пушистые шарики около двух сантиметров в диаметре, и чуть не задел необычно мохнатую гусеницу. Она была длиной около десяти сантиметров и вся густо покрыта зелеными и розовыми волосками, которые настолько ядовиты, что прикосновение к ним вызывает болезненное, даже опасное воспаление и опухоль. Мир насекомых был здесь очень богат; зеленый покров пышно разросся на влажных наносных почвах.
Когда я вернулся в лагерь, Эндрью подал мне свежий бразильский орех[37]
— первый, который мне довелось попробовать. Его принесли с водораздела ваписианы; было очевидно, что мы вступаем в новое растительное царство. Скорлупа оказалась мягкой, и я легко раскусил ее зубами. Белое ядро было на вкус удивительно нежным и сладким — ничего похожего на то, что едят в Лондоне, Париже или Нью-Йорке, куда орехи привозят только через несколько месяцев после сбора.В этот вечер температура у Кирифакки не поднялась, настроение у всех было бодрое. Эндрью и Гебриэл устроили себе отдельный навес. Лежа под ним в своих гамаках, освещенные костром, они болтали с остальными. Бурлили котелки, играли флейты, звучали шутки, пение, смех.
Наши четверо ваи-ваи были совсем не похожи на своих беспечных и легкомысленных соплеменников, которые ходили с нами на Нью-Ривер. Моя симпатия к ним еще более возросла, когда я увидел, как бережливо они расходуют свои припасы — лепешки, копченое мясо и рыбу. А как близок я был к тому, чтобы осудить всех ваи-ваи, узнав лишь нескольких, которые сначала не понравились мне! Может быть, Мингелли и Эока тоже были славными людьми, и я просто не сумел оценить их, раздраженный непокладистостью Чекемы, Маваши, Якоты и Манаки?
Весь день меня мучил зуд в ногах. Внимательно осмотрев их, я увидел под кожей круглые черные пятнышки, признаки проникновения паразитов — блохи чиго, подхваченной, по-видимому, в Яварде. Эти блохи часто встречаются в заброшенных индейских деревнях, а нередко из-за них люди оставляют селение. Самки незаметно проникают под кожу, сосут кровь и по мере того, как в брюшке развиваются яички и личинки, вырастают до размера горошины. Личинки, выйдя наружу, в свою очередь размножаются. Я видел фотографию ступни человека, из которой извлекли больше ста личинок, в том числе из-под ногтей, часть которых пришлось удалить.