В стране ваи-ваи

Надо было принимать какое-то решение. Применяемое мной лечение не приносило пользы. Это даже не похоже на малярию, уж скорее на бронхит. И вдруг меня осенила мысль. Глупец! Ведь Безил заразился от Фоимо. Я вспомнил простуженного, чихающего Юкуму в миссии. Малярия… Какая там малярия! У всех моих больных был самый обыкновенный грипп, которому их организмы совершенно не сопротивлялись. На моих глазах разыгрывалась небольшая, но грозящая стать серьезной эпидемия, причем вирус постепенно видоизменялся, принимая все более свирепую форму. К счастью, палюдрин и атебрин помогли хоть сбивать температуру; однако вирус устоял и передался другим. Фоньюве и Япумо тоже, по всей вероятности, заразились и уже понесли инфекцию в поселения мавайянов. Остановить их было невозможно. Хорошо, что у меня оставались еще лекарства!

Первым делом надо было найти способ вылечить Фоимо. Теперь я уже не сомневался в диагнозе и решил отказаться от противомалярийных средств. В моей аптечке был сульфатиазол, и я возложил на него все надежды. Если и он не подействует, Фоимо долго не проживет.

Я дал старику сразу четыре таблетки, спустя два часа — еще две, и еще четыре на ночь, чтобы не тревожить его ночью и не волновать: пусть думает, что у него нет ничего опасного.

Когда я ложился спать, улучшения не наступило, напротив, старик еще больше ослабел. Я совсем пал духом.

Всю ночь напролет он кашлял, долго, мучительно, и становился все слабее и слабее. Я ничего не мог поделать, мои возможности были исчерпаны…

Под утро я вдруг проснулся: кашель прекратился. Светало. Я вскочил на ноги и побежал к Фоимо. Он спал, дыхание было спокойным и ровным. Час спустя я измерил ему температуру — нормальная. Сульфатиазол помог. Наконец-то!

Конечно, ему пока нельзя было двигаться, но действие лекарства не вызывало никакого сомнения, и за жизнь старика я уже не тревожился. У меня был достаточный запас сульфамидных препаратов, и я решил, как было задумано, идти к мавайянам, оставив Безила ухаживать за стариком; они не спеша последуют за нами, как только Фоимо будет в состоянии идти.

За ночь индейцы наловили рыбы, и когда я подошел к больному попрощаться, он сидел с большой миской жирной ухи, оживленно беседуя с Безилом.

Покинутая деревня

Густой влажный подлесок затруднял движение; тропа была неясная и извилистая, с таким множеством ответвлений, что по сравнению с ней путь через горы казался мне туристской прогулкой. Мы шли в основном на восток-юго-восток, примерно параллельно Веньяуфу-йоку (приток Венье-йоку). Несколько раз мы видели сквозь заросли ее широкую водную гладь и часто пересекали угрюмые, загроможденные камнями притоки.

Чтобы облегчить ноши, мы сложили часть снаряжения под навесом на прогалине, и я сам удивлялся тому, как часто вспоминал оставленное. Две банки говяжьей тушенки, банка сардин, банка сгущенного молока, пачка чаю, немного риса и фариньи, полотенце — как приятно будет открыть мой маленький склад на обратном пути! Мой уровень жизни сразу поднимется! Кроме того, у нас ведь есть еще запасы в миссии. Однако они были слишком близки и богаты, чтобы дразнить мое воображение. Оно предпочитало заниматься предметами далекими или фантастическими — например, Лондоном, Джорджтауном, или миром «Моби Дик», книги, которую я как раз читал[59].

Болота сменялись низкими береговыми валами, затопляемыми в дождливый сезон. Кругом росли мелкие пальмочки, высотой по пояс, с красивыми колосьями белых цветков[60]. Мы миновали новый навес, очевидно сделанный накануне Фоньюве и Япумо; на утесе поблизости лежала свежая рыбья чешуя. Другой навес, который уже рассыпался, был сооружен Икаро и Фоимо, когда они начинали свое путешествие. По этому и по другим признакам я заключил, что мавайяны крайне редко, не чаще чем раз в несколько лет, покидают свои селения. Нам посчастливилось, что мы встретили их.

Под вечер мы разбили лагерь на берегу; русло в этом месте расширялось, река мелела. Всего мы прошли за день одиннадцать километров. Начался дождь; мне стоило больших трудов убедить Йеимити подвинуть свой гамак так, чтобы Икаро, у которого поднялась температура, тоже мог устроиться в укрытии, поближе к костру. Индейцы как-то не понимают, что о больных необходимо заботиться; нередко люди умирают из-за плохого ухода.

Я дал Икаро четыре таблетки сульфатиазола, но он в отличие от Фоимо оказался трудным пациентом. Подержав для вида таблетки во рту, он их выплюнул: «не вкусно!». Тут же его вырвало, он сразу ослабел, но когда я стал настаивать, Икаро совсем ожесточился. Мне пришлось долго убеждать его проглотить таблетки, он согласился, только когда услышал, что именно это лекарство вылечило Фоимо.

— Доктор должен отдать вам половину своего жалованья; вон, сколько вы делаете для индейцев, — добродушно заметил Иона.

Весь этот день он был в хорошем настроении, но вечером, когда мы с ним сели за работу, угрюмо молчал, лишь изредка отпуская намеренно вызывающие замечания.