В СТРАНЕ ВУЛКАНОВ. Путевые заметки на Яве 1893 года

Гостиница «Хорк», в которой мы остановились, была очень удобная, с просторным балконом и верандами и обширным тенистым садом кругом. Перед обедом к нам явился туземный оркестр в составе шести человек и девочка-танцовщица лет восьми; оркестр по-явански называется гамеланг[171], а танцовщица — бедойо. Последняя была одета в древний национальный костюм страны, состоящий из юбки, или тапих, из разноцветной шелковой материи, низкого лифа пемакак и пояса удат, и тот и другой из серебряной ткани; в руках она держала оранжевый кисейный шарф — сембонг. Обнаженная шея и руки ее были украшены золотым ожерельем и браслетами, а голова — золотыми пластинками, загнутыми кверху в виде шлема.

В состав гамеланга входили: челемпунг— инструмент в 10–15 струн, на котором играют пальцами, как на арфе, кенданг — продолговатый узкий барабан, бананг или кромо — ящик с десятью металлическими чашами, каждой соответствующей отдельной ноте, получаемой ударами молоточков, гамбанг кайу с деревянными клавишами различной длины, расположенными поперек лодкообразной рамки, при ударе молотком они издают довольно приятный звук, гонг и, наконец, ребаб — инструмент вроде балалайки с двумя струнами, принадлежавший дирижеру оркестра — далангу.

Медленная и торжественная музыка сопровождалась пением романсов Панджи, описывающих красоту и одеяния жен этого героя; танцы состояли из плавных, нескорых, довольно грациозных движений стана, рук и ног, изгибания талии, выгибания суставов и медленных движений рук, которыми бедойо то покрывала лицо шарфом, то разводила им в разные стороны. Окруженное тропической растительностью, заменяющею театральную сцену, представление это при свете факелов имело совершенно своеобразный характер, не лишенный ни грации, ни поэзии.

Вечером к нам приходил г-н Верлооп, чтобы переговорить относительно программы завтрашнего дня. Сегодня нами получены письма из России, первые со времени нашего отъезда полтора месяца тому назад.

Вторник 9 февраля, Гарут. — После утреннего чая мы поехали снова в коляске регента смотреть горячие источники Чипанас, находящиеся у подошвы вулкана Гунтур. Тотчас, по выезде из города, потянулась аллея мимоз и хлебных деревьев, по сторонам которой виднелись туземные жилища. Одна деревня, выстроенная, по-видимому, недавно, отличалась живописностью своих домов и узорчатостью свежеплетенных мат. Встречные, завидя нас, по обыкновению садились на землю: самые почтительные — у края дороги и оборачиваясь к нам спиной, другие, более смелые только приседали, а менее вежливые снимали лишь шляпу. Миновав рисовые поля, леса бамбуков, а в одном месте, небольшую рощу джати, тиковых деревьев, мы добрались до прудов Чипанас, отделенных друг от друга невысокими берегами, обсаженными бананами.

Вода в прудах настолько горяча, что над ней постоянно стоит пар, точно над гигантскими котлами с кипятком. У подножья горы, где выстроены купальни, мы вышли из экипажа и осматривали ручьи и источники замечательно чистой и прозрачной воды. В нескольких местах, где из-под земли бьют горячие ключи, вырыты большие ямы, огороженные невысокими плетнями; в эти первобытные ванны вода течет из бамбуковой трубы, и в них купались туземцы, нисколько не стесняясь прохожих. Проводник наш повел нас затем на возвышение, откуда хорошо были видны все окрестности: на первом плане находились пруды, окруженные рядами бананов и группами пальм, далее пестрели савахи, перемежавшиеся с лесами, рощами и деревнями, а горизонт замыкался со всех сторон цепью гор с выделявшимися из нее вулканами Папандаянтов, т. е. «Кузница», в 7,300 футов и Чикурай в 7,900 футов Далее высился Гунтур, скаты которого были изборождены потоками остывшей лавы, не успевшими еще покрыться растительностью.

Вскоре после нашего возвращения в гостиницу г-н Верлооп, регент, его пати и контролер приехали, чтобы сопутствовать нам в осмотре школ и туземных кустарных производств. Из дому до экипажа меня провожал туземец, державший над моей головой большой открытый зонтик, кажется, плетеный и выкрашенный в белую краску с позолотой. На Яве зонтик — знак почести, поэтому никакой туземец, обладающий известным положением, не показывается вне дома без своего зонтиконосца. По той же причине сегодня за мною всюду несли пайунг или зонтик регента. Коляска была запряжена парой прекрасных маленьких вороных лошадок, а кучер и саисы одеты в белые суконные ливреи с золотыми и красными эполетами, таковыми же позументами и золочеными пуговицами; головной их убор состоял из обшитых красным и золотым галуном, кепи, надетых поверх тюрбанов.