В субботу вечером, в воскресенье утром

— Юный Джеки, — проговорил Артур, глядя на возбужденное личико пятилетнего ребенка с нежной кожей и светлыми волосами, такого свежего в своей детской рубашонке и чистого после утреннего купанья. — Ах ты, маленький негодник, юный Джеки, юный жокей. — Он опустил его, и мальчик прижался к нему, ласкаясь, как кролик.

— Слушай, — сказал Артур, дыша ему в ухо, — а теперь поднимайся и притащи мне брюки вон с того стула. Получишь шиллинг.

— Не порть ребенка, — сказала Бренда, прикасаясь к нему под одеялом. — У него и без того довольно денег. — Она выбралась из постели и сняла висевшую на нижней перекладине кровати юбку. Артур и Джеки оба, не отводя глаз, смотрели, как она одевается, явно поглощенные разнообразными тайнами тела, которые исчезали одна за другой под каждым очередным предметом одежды.

— Ну и что? — возразил Артур, вынужденный оправдывать свою щедрость. — Что плохого в том, что я дам ему монету? Мне и самому в детстве перепадало по полпенни.

Для воскресного утра Бренда была одета легко и просто: светлая блуза с открытым воротом, просторная серая юбка, туфли без задников. Волосы она небрежно скрутила на затылке.

— Все, Артур, поднимайся. Скоро одиннадцать. До двенадцати ты должен уйти из дома, вряд ли Джек обрадуется, увидев тебя здесь.

— Вот ублюдок, — пробурчал Артур, удерживая Джеки на вытянутых руках и строя ему рожицы. — Вот ты кого любишь? — спросил он и громко рассмеялся. — Кого ты любишь, юный пират?

— Тебя, тебя, — заверещал малыш, — тебя, дядя Артур.

Тут Артур отпустил его, и Джеки глухо шлепнулся на смятые простыни.

— Ладно, довольно, — нетерпеливо бросила Бренда, которой надоело наблюдать за этой сценой, — пошли вниз.

— Иди одна, цыпленок, — ухмыльнулся Артур, — и приготовь мне завтрак. А я спущусь, когда почую запах яиц и бекона.

Мальчик смотрел куда-то в сторону, и Бренда наклонилась, чтобы поцеловать Артура. Он крепко обнял ее за шею и все еще не отпускал, когда Джеки повернулся и с любопытством посмотрел на взрослых.

В половине двенадцатого Артур сидел за столом. Перед ним стояла тарелка яичницы с беконом. Он разломил пополам кусок хлеба и обмакнул в соус, затем сделал большой глоток чая. Джеки, уже поевший, забрался на ближайший стул и внимательно следил за происходящим своими голубыми глазами.

— Полет с лестницы — та еще работенка, после нее все время пить хочется, — сказал Артур. — Плесни-ка мне еще чайку, цыпленок.

— Сахара побольше? — Бренда свободной ладонью прижала газету к груди.

Артур кивнул и снова принялся за яичницу.

— Ты меня балуешь, — сказал он, — и не думай, что я не ценю этого.

— Очень хорошо, но если ты не поторопишься, это будет твой последний завтрак в этом доме. Джек вот-вот вернется.

Завтра рабочий день, я буду вкалывать до пота всю неделю, до следующих выходных. И что бы это была за жизнь, если не расслабляться время от времени. Он сказал Бренде, что у него сейчас на уме.

— Ни сна ни отдыха любителям жареного, — рассмеялась Бренда.

Артур протянул Джеки добрый кусок бекона:

— Подарок от дяди Артура.

— Ух ты! — оценил оказанную честь малыш, но не успел даже впиться в него зубами.

Бренда вдруг выпрямилась на стуле и слегка повернула голову к окну, застыв, как животное, готовое к прыжку, отчего лицо ее на мгновение сделалось некрасивым. Артур заметил это и поперхнулся чаем.

— Это он, — сказала Бренда. — Я слышала, как стукнула калитка.

Артур поднял Джеки на руки и поцеловал его в губы, чувствуя, как руки мальчика тесно прижимаются к его лицу и ушам. Потом встал со стула и поцеловал Бренду.

— Пока, — бросил он, — на неделе увидимся. — И зашагал в сторону гостиной. У велосипеда Артур на секунду задержался, чтобы зажечь сигарету.

— Иди, не копайся, — зашептала Бренда, видя, что муж открывает калитку и входит во двор.

Артур отпер и потянул на себя входную дверь, вдыхая свежий воздух воскресного утра, словно прикидывая, достаточно ли хорош день, чтобы выйти на улицу. День был хорош. Артур захлопнул за собой дверь в тот самый момент, когда Джек вошел в дом с черного хода, через посудомоечную.

Глава 2

Он снял со спинки кровати свежий комбинезон и сунул в штанины свои большие белые ступни, старясь не потревожить брата Сэма, который, не просыпаясь, уютно перевалился на гору одеял, образовавшуюся на оставленной Артуром кровати. Он часто слышал, как пятницу именуют Черной — по названию одного из давних фильмов Бориса Карлова, — и всегда удивлялся такому определению. Ибо пятница — день получки, хороший день, а слово «черный» больше подходило бы понедельнику. Черный понедельник. В этом есть хоть какой-то смысл: голова раскалывается после пьянки, в горле саднит от песен, глаза затуманены после просмотра слишком большого количества фильмов или сидения перед телевизором, в душе чернота и злоба, ибо в очередной раз начинается тягомотная рабочая неделя.

Внизу со скрипом открылась дверь на лестницу.