Читаем В субботу вечером, в воскресенье утром полностью

Он отхлебнул чая из фляги, закусил сэндвичем с сыром и, немного отодвинувшись от воды, принялся внимательно наблюдать за красно-белым поплавком, до середины утопленным в воде под ольхой, — нельзя пропустить то мгновенье, когда поплавок вдруг вздрогнет, свидетельствуя о поклевке. Что касается его лично, то поклевка уже состоялась, и с этим придется бороться всю оставшуюся жизнь. Когда рыбина оказывается у тебя на крючке, ты тоже в известном смысле оказываешься у нее на крючке, и то же самое бывает, когда тебе приходится поймать что-то еще, будь то корь или женщина. Всё и всех на свете так или иначе ловят, а если кого-то еще не поймали, то это значит, что они на пути к тому, чтобы быть пойманными. Уже в момент рождения, в ту минуту, когда ты являешься на свет и издаешь первый крик, тебя пленяет свежий воздух. Потом тебя связывает, набрасывает аркан на шею фабрика, далее подвешивает за задницу к крюку женитьба. В общем, ты в основном подобен рыбе: плаваешь себе спокойно в воде, размышляя, как хорошо, что тебя все оставили в покое, делаешь все, что тебе заблагорассудится, и ни о ком не думаешь, как — блямс! — в тебя впивается большой крючок, и ты пойман. Сам себе в том не отдавая отчета, ты проглотил больше, чем способен переварить, и эта наживка остается с тобой до конца дней твоих. Для рыбы это означает смерть, но для человека все может сложиться не столь печально. Может, наоборот, это начало чего-то лучшего в жизни, чего-то такого, что даже не казалось тебе возможным, когда твои алчущие челюсти смыкались на жизнетворной наживке. Артур понимал, что еще не проглотил ее, только облизнул и нашел приятной на вкус, что еще может выплюнуть надкусанный пирог. Но ему этого не хотелось. Если жить, отказываясь от любой наживки, покачивающейся перед тобой, то это не жизнь. Все одинаково, никаких перемен, и не с чем бороться. Жизнь будет скучна, как стоячая вода. Будешь слишком хитер — погубишь себя. И хотя наживка таит в себе опасности, вечно не замечать ее нельзя. Артур засмеялся при мысли о том, что он-то наживки наглотался по уши и даже наполовину переварил ту кашу, которая, бесспорно, уже принесла ему — так или иначе — немало хлопот.

От пристального наблюдения за поплавком Артура начало клонить в сон. Вчера он пробыл с Дорин до двух ночи. Они говорили о том, что поженятся через три месяца, когда, по словам Артура, у него скопится недурная сумма денег, около ста пятидесяти фунтов, а если считать возврат по налогам, то, может, и все двести. Ну что ж, сказала Дорин, этого должно хватить, тем более что миссис Грэттон уже предложила им жить у нее, сколько захотят, за половину арендной платы. Когда Чамли уедет, ей будет одиноко. Артур подтвердил, что с миссис Грэттон он уживется, потому что будет хозяином в доме. А если начнут возникать конфликты, снимут квартиру где-нибудь еще. В общем, прикидывал Артур, все вроде складывается удачно, лишь бы война не началось и не возникли экономические проблемы, из-за которых снова введут карточную систему. Или голод, или чума, которая выкосит половину Англии, землетрясение, которое расколет ее на две части и разрушит города, наконец, бомба, взрыв которой положит конец жизни на земле. Но не стоит слишком уж предаваться таким мыслям, особенно если у тебя есть планы на будущее и ты собираешься получить от жизни нечто совсем другое. А ведь так оно и есть, думал он, жуя травинку.

Артур воткнул удочку в землю и встал, чтобы размяться. Зевнул со вкусом, почувствовал, что ноги подгибаются, затем мышцы напряглись, а потом расслабились. Его высокая фигура резко выделялась на фоне изгибающегося берега канала и окаймляющих его кустов и деревьев. Он потер ладонью обветренное лицо, провел ею по пухлым губам, векам, под которыми скрывались серые глаза, низкому лбу и коротко подстриженным светлым волосам, потом поднял голову и посмотрел на небо, где серые облака перемежались с голубыми разрывами. Он почему-то улыбнулся увиденному и сделал несколько шагов по тропинке, поросшей бечевником. Совершено забыв о застывшем в воде поплавке, остановился у кустов помочиться и, уже застегивая брюки, увидел, что поплавок бешено подпрыгивает, словно внезапно ожив и стремясь вырваться из воды.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век — The Best

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века