В сумерках близкой весны

Ольга осторожно выглянула из комнаты, пропуская Наталью с ребёнком. С интересом пыталась рассмотреть пришедшего мужчину.

– Похудел-то как! – послышалось справа.

Зиночка остановилась рядом, заломив руки. На лице её проступило невероятное волнение. Глаза горели, губы нервно дёргались.

Ольга вернулась в комнату и опустилась на диван, кружилась голова. Она не решилась выйти, и никто не стал звать её. Она слышала возбуждённые голоса. Вспоминала Зиночку, и какое-то неприятное чувство, как жирный червяк, шевелилось в груди. Захотелось выпить воды, но она не двинулась с места. Не хотелось привлекать к себе внимания. И чего она так разволновалась? Её расстроила Зиночка, которая выражала странность своим: «Похудел-то как!»? А может, выпитый самогон? Давно пора идти домой. А затем в комнату снова пришла Наталья с ребёнком.

– Явился! – проворчала она.

– Так это хорошо, – улыбнулась Ольга.

– Наверно, хорошо.

5.

Оля и не заметила, как в комнате появились бутылка самогонки, две рюмки и тарелка с селёдкой. Они с Натальей устроились на низком диване, ребёнок играл рядом, пытаясь достать пластмассовый стаканчик ножкой. Перемены происходили с каждой выпитой рюмкой, слова Натальи задевали Олю за живое. Необходимость в общении в этой закрытой комнате повлекла за собой желание понять и разобраться. А так ли плоха Наталья, как показалось изначально? Что Оля могла ей предъявить? Лишь связь с отцом. Именно это тревожило и раздражало. Самогон отпустил обиду, гордость. Они стали равны. Поэтому Оля внимательно слушала отрывистые речи, всё больше погружаясь в боль и отчаяние женщины.

– Я со своим Сашей промучилась двадцать два года! Мы поженились в восемьдесят четвертом, мне восемнадцать, а он старше на шесть лет. Значит, сколько ему было?

– Двадцать четыре, – подсказала Оля. – Или двадцать три.

– Да, двадцать четыре. Он работал шофёром. Красивый был, дерзкий! Настоящий мужик. Обматерить мог запросто! А потом с такой же силой обнять где-нибудь от людских глаз подальше. В восемьдесят пятом родился Женька. Мы и погулять-то как следует не успели. У нас друзей было море, на дискотеку бегали. А тут вдруг ребёнок. Отдали мамке моей. У неё всё же опыт. Она в детском саду на хорошем счету. А ещё через год родился Ян. Я тогда рыдала белугой. Девочку хотела, а тут ещё один парень. Но Ян родился красивым мальчиком, светленьким, зеленоглазым. Женька пошёл в моего отца – смуглый, тёмный, но глаза светлые, будто прозрачные. Ян высокий, сама видишь, а Женька маленького роста. Братья, а не похожи друг на друга. Поэтому я и не побоялась отправить Яна в Питер к сестре. Он не такой, как Женька. Сестра-то в нём души не чаяла, сама бездетная и незамужняя. Анечку мы родили девяносто шестом. И наверно, с этого момента жизнь перестала быть хорошей. Я пыталась сама воспитать дочку, но Сашка уже сильно пил, скандалил. Пришлось опять звать на помощь маму. А она тогда болела, ноги отказывали. Я уж сто раз пожалела, что не сделала аборт. Ну куда мне трое детей?! Хотя это Женьку не стоило рожать. А Ян с Аней пусть бы были, – тяжело вздохнула она, но вдруг спохватилась: – Ты, Оль, не подумай, я всех одинаково люблю.

– И Женю?

– И его. – Наталья медленно прожевала кусочек селёдки. – Ведь мы с ним когда-то были очень близки. Наверно, ему было двенадцать, когда Сашка впервые ударил меня. Да так сильно! Губы разбил, нос. Женька испугался, бросился на помощь. И тоже ему досталось, потому что нельзя было попадаться Сашке под руку, когда он бешеный и пьяный. Женька плакал, жалел меня, уговаривал бросить отца. И я соглашалась. Но никуда не ушла. Всё-таки дело семейное. Всякое бывает. Но побои вошли в норму. Правильно говорят, стоит один раз простить, и всё! Считай, что тебя будут избивать всегда. Женька боялся за меня. Уговаривал даже не выпивать вместе с отцом. Будто это что-то меняло! Он не понимал, что, когда я выпью, мне легче. Я становилась смелее, давала отпор. Да и вообще, это тут ни при чём.

– Надо было разводиться с ним!

– Дети, жалко их. Папка какой-никакой. Но потом всё равно, конечно, разошлись. Сашка совсем спился, белая горячка началась. Однажды вскочил ночью, глаза бешеные, нож схватил и на меня. Женька еле успел встать между нами, сдерживал отца. Но как его сдержишь, если спятил?

– И что было? – Оля испуганно охнула.

– Обошлось. Но у Женьки отметина на спине осталась.

– Он его ножом порезал?

– Задел вскользь.

– Вы в милицию обратились?

– Нет. Зачем? Не убил же. К тому же отец родной. С кем не бывает?

– А Ян где был?

– Уже в Питере жил. Приезжал на лето, где-то на месяц или полтора, а потом снова уезжал.

– У него были хорошие отношения с отцом?

– Нормальные. Ян никогда не встревал в наши конфликты. И Анечка не встревала.

– Только Женя.

– Да, только он. Из страха и ненависти к отцу. А ведь разве можно родного отца ненавидеть? Я тогда так думала. Мы развелись с ним, а через два года я вышла замуж за Марата, твоего отца. Надеюсь, ты не в обиде, Оль?

Ольга неопределённо тряхнула головой. От алкоголя глаза полузакрылись, дыхание стало шумным.