В сумерках близкой весны

– Она не может заморочить голову, – вдруг сразу успокоилась Анжела. Она даже улыбнулась, но улыбка получилась грустной, сквозь слёзы. – Девочка слишком несчастна. Одинока и больна. Она просто пытается выжить. Одна пытается!

Тихо тикали часы. Ольга пошла в ванную, чтобы умыться. Затем она вернулась и присела рядом с матерью. Они заварили чай и открыли коробку конфет, которую Ольге подарили на работе.

– Я запуталась. У меня голова болит от всего этого.

– Ты хотела сходить на занятия по йоге.

– Хотела…

– Сходи.

– Надо макароны сварить на обед.

– Ты разве не уезжаешь к Сергею?

Ольга не ответила. Конечно, она не уезжает к нему. Она не собиралась. Просто была расстроена и обижена на маму. Но теперь обида прошла. Так же внезапно, как и появилась. А потом пришло смс на телефон.

– Мам, это от Анны.

– Что она хочет?

Анжела напряглась, как струна. Неужели всё же суд? Быстро начала в голове перебирать знакомых, к которым можно обратиться в поисках адвоката. Не ожидала, что они решатся на этот шаг. Неприятное чувство шевельнулось в душе.

– Боже мой! – Ольга ошеломлённо посмотрела на мать. – Папа в больнице. У него инфаркт.

– Он жив?

– Она ничего не пишет об этом.

8.

Анжелу сразу допустили к больному. Ольга смутилась, потому что Наталье, как она ни просила, отказали. Девушка осторожно присела на краешек старого дерматинового дивана, подальше от остальных. Потом приехали Костя с Леной, и стало легче выдерживать мрачные взгляды Натальи и Анны. Никто не плакал, не звонил по телефону. Сидели молча. Ждали.

А Анжела остановилась на пороге палаты больного. Улыбнулась. Вмиг забылись неприязнь и злость, которые она ощущала совсем недавно.

– Что это ты выдумал?

Марат дышал со свистом, косясь на капельницу, которую ему поставили десять минут назад.

– Я умираю, Анж.

– Не говори глупостей! Знаешь, я этого не люблю. Чего тебе будет? Ты непробиваем.

Она стремительно приблизилась к нему, потрогала лоб, проверила капельницу.

– Ты всегда так говорила.

– А ты слушался.

– А мне хотелось бы умереть. Для чего жить? Я слишком стар.

– Не прибедняйся.

– Ты даже не представляешь, Анж, какая я развалина.

– Представляю.

Он хотел повернуться, но ничего не вышло. В мутных глазах блеснул испуг. Анжела сразу заметила, но стояла бесстрастная, с лёгкой улыбкой на губах.

– Я не могу пошевелиться.

– Это пройдёт. Тебе надо поспать.

– Поможет?

– Конечно, поможет.

– Я глупец и осёл! Ты считаешь меня трусом? Но я не трус! Я хотел…

– Для всех быть хорошим.

– Вроде того. Не вышло.

– Представляю себе.

– А тебе хорошо. У тебя нет этих мучений совести. Как бы мне хотелось изжить в себе эту мерзкую склонность к совести. Она мне осложняет жизнь.

– Успокойся и постарайся уснуть. Не нужно разговаривать.

– Ты думаешь, что я потом пожалею? Возможно…

– Поспи.

– А ты останешься? Мне с тобой спокойней.

– Ненадолго.

Она отвернулась к окну. Марат тяжело дышал. Его вид беспокоил её. Очень болен. Выдержит ли сердце? Его изношенное, измученное, бедное сердце. Захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать стенания жалости в своей голове.

– Ты уже нашла адвоката, Анж?

Она медленно повернулась к нему:

– Давай не сейчас.

– Но всё-таки.

– Это необходимо?

– Нет, нет необходимости. Мы поговорили с женой… Нам надо уехать. И все проблемы разрешатся. Неприятности исчезнут. Я купил дачу несколько лет назад, в Чувашии, Батыревский район. Там, где жили мои родители. Ты знаешь. Мой родной дом не сохранился. Когда родители умерли, некому было ухаживать за ним, за домом. Он развалился, участок зарос сорняками с человеческий рост. Но я купил похожий дом в этом же районе. Боже… я плохой сын, Анж!

– Прекрати.

– Когда умирала твоя мать, ты держала её за руку. Ты была рядом…

– Я – врач. Такие моменты редко проходят мимо меня.

– Не в этом дело! Ты – хорошая дочь, Анж.

Анжела поморщилась. Губы Марата посинели, он с трудом двигал ими.

– Хочется спать.

– Поспи.

– Это от лекарств?

– Да.

– Ты уйдёшь?

– Не сейчас. Побуду с тобой, пока ты не уснёшь.

– А Наташа?

– Она придёт позже. Сейчас к тебе нельзя посетителям.

– Хорошо. Я позвоню ей, когда проснусь.

Он улыбнулся и закрыл глаза.

– Мы станем жить на моей родине, – тихо проговорил он. – И Зиночку возьмём с собой. Места всем хватит.

– У неё нет собственной семьи? Зачем она вам?

– Семья есть. Муж, которого она не любит. И взрослый сын, который не любит ни отца, ни мать. Разве это семья? Мы уедем, Анж. Всем будет лучше.

– Как знаешь. Но сейчас надо поспать!

– Зиночку нельзя оставлять. Она наделает глупостей. Вот удивлён, что в её головке с годами лишь пустеет, а не прибавляется.

Когда он уснул, Анжела продолжала с беспокойством вглядываться в его лицо. Выживет? Дыхание слишком тяжёлое. Пришёл лечащий врач, мужчина лет пятидесяти. Анжела знала его.

– Ну что? – тихо спросила она.

– Как видишь, дело плохо.

– Вижу. Безнадёжен?

– Видно будет. Делаем что можем. Организм слишком изношен. Боюсь, что коронарные артерии сужены.

– Тромб?

Он равнодушно пожал плечами.

– Тебе лучше уйти.

Она не возражала. Пока спускалась по лестнице в холл, постаралась натянуть на лицо маску благодушия и спокойствия.