В сумерках. Книга первая

Нет, не осталось. Вот эту, – Ванченко опять взялся за рисунок, – шестую зону разрушили, она ветхая была. – Он перечеркнул цифру шесть. – А в седьмой и в пятой все занято рецидивистами, убийцами и насильниками. В одной мужчины, в другой – женщины. Похищение людей, пытки, мошенничество, вымогательство. Жуткие персонажи. –

Для убедительности поставил буквы М и Ж в соответствующих углах треугольника и подвел черту.

Александров взял рисунок в руки, повертел так и сяк.

– Больница – место сакральное, потому что отсюда последние вышли. И Федотов предлагает тут сделать музей политических заключенных СССР. Я правильно понял?

– Правильно.

– Я бы посетил такое место. Можешь устроить? Я, видишь ли, когда по распределению на Вишере работал, повидал много мест заключения разных эпох. Там дядя Петра Первого сидел в яме триста лет назад. Кстати, тоже за политику. Якобы на престол Бориса Годунова претендовал. Ты не поверишь, просто в яме сидел целую зиму! И тоже что-то вроде музея потом сделали. Кандалы его в церкви хранятся, яма … не понимаю, как яму сохранить удалось за столько лет. Видимо, благодаря паломничеству. Ошибся, не триста, а почти четыреста лет той яме. С 1601 года. Вот как!

Ванченко ямой не заинтересовался, хотя выслушал терпеливо. Гнул свою линию:

– Придется съездить, если возьмемся делать там музей. Увидишь своими глазами.

– Ох, музеев в последнее время развелось немерено, особенно музеев крестьянского быта. Повернулся народ к исконному от разочарования в настоящем. Сам-то бывал там?

– Ну, ты спрашиваешь! Серия статей по линии «Мемориала» вышла. Не из пальца же…

– Видишь ли, музеефикация объектов исторического наследия – это не такое простое дело, не очевидное. Это отдельная профессия. А музей тюрьмы – это вообще особая специфика. Где ж такое?.. В нашей стране такого опыта нет. Если учитывать целевую аудиторию… Для кого музей? Я думаю, интерес репортеров-то со временем угаснет.

– Музей тюрьмы при тюрьме – это очень необычно, – Ванченко, сильно разочарованный отсутствием энтузиазма у Александрова, искал аргументы. – Возможность локализовать историю! Там ведь рядом, за забором, на самом деле содержали диссидентов. Тот же Буковский, знаешь о нем, он там отбывал! Пока не поменяли на Луиса Корвалана. Достойная история, она одна тянет на музей.

– А давай поедем посмотрим. И возьмем c cобой еще одного товарища, то есть гражданина, или как теперь принято говорить, господина… Даже не знаю, как назвать его. Коллегой, наверное.

– Тогда давай свои паспортные данные. И «коллеги» тоже. Будем заказывать пропуск.

– С коллегой на днях пересекусь, – Александров встал, достал из кармана пиджака, повешенного на спинку кресла, паспорт. Пролистал, положил его перед Ванченко. – Пиши. А насчет того позвони через пару дней, если я сам не позвоню. Тебя в редакции застать проблема.

– Скоро домашний поставлю. Очередь вот-вот подойдет, будем созваниваться в любое время суток.

– Скоро?

– Обещали в этом году, – Ванченко вздохнул. – Мать еще жива была, встала на очередь сразу, как квартиру дали. Я в пятом классе учился. Не дождалась. Теперь уже точно обещают к концу года.

Ванченко покинул кабинет декана так же стремительно, как и появился. Александров подошел к окну и долго сквозь свое отражение смотрел вслед длинноногому сутуловатому человеку, который – он еще не знал, и предположить не мог – круто развернет его жизнь. Музей. Почему бы нет? Собственное отражение Александрова двоилось в зимних рамах, тщательно заклеенных разрезанными на полоски листочками студенческих рефератов.

Глава вторая. Почем тюрьма в розницу, или Торг по-чемодановски

В последних числах марта на двух «волгах» с милицейскими номерами декан истфака Александров, журналист Ванченко и некто по фамилии Чемоданов в сопровождении двух милицейских чинов отправились в колонию, служившую градообразующим предприятием для поселка, будто нарочно забившегося в складку гористой тайги в тридцати километрах от ближайшей железнодорожной станции.

Выезжали из Теми по расквашенной весенней распутице, а проехав километров сто, оказались в самой настоящей зиме с нетронутыми сугробами, разлапистыми елями и синими тенями штакетника поперек узких, в одну стежку, тропинок от избы к избе. В село, известное бывалым водителям, нарочно свернули с большой дороги перекусить в колхозной, ныне кооперативной, столовой. Наелись до пота щами на бульоне с мозговой косточкой. Мясная котлета приятно поразила размерами. На третье взяли морс из брусники с домашним печеньем-хворостом.

– Ну вот, уже и не зря съездили, – разулыбался Александров, возвращаясь к машине.

– В Европе такого меню не встретишь, – отозвался Чемоданов, куривший коричневую сигарету, пахнущую шоколадом. – Но там тоже неплохо кормят.

Никто из компании не имел достоверного представления о Европе. Поддержать разговор могли бы только вопросами. Вопросов не последовало. Чемоданов тем не менее продолжил: