— Мы почти добрались до обитаемых уровней, инквизитор, — ее рука уверенно легла на ободок ручки лампады, как бы намекая, что она вновь возвращает себе роль проводника. — Как думаете, нас кто-нибудь ждет?
Прежде чем ответить, я прикоснулся к уху и попробовал еще раз вызвать Августа. Несколько томительных минут я пытался расслышать в шуме помех хотя бы что-то, отдаленно напоминающее следы сигнала. Но тщетно. Похоже, что сами стены не давали установить связь с внешним миром.
Тогда моя рука самопроизвольно коснулась кобуры со стаббером, а я покачал головой:
— Нас никто не ждет, сестра, так что стоит быть подозрительней…
Немного помолчав, женщина согласно кивнула и проверила ножны под складками монашеской юбки. На мгновение в ее взгляде мелькнуло сожаление, будто бы сейчас она предпочла бы оказаться в силовом доспехе.
Признаться, я бы тоже предпочел такой расклад.
Выбравшись из затхлой камеры, мы прошли по узкому коридору и уперлись в очередную дверь. Вновь отперев ее своим ключом, Афелия вывела нас в новое помещение, которое на первый взгляд показалось заполненным беспроглядной тьмой.
Но стоило только лучам лампады встретить стены, как те тут же заискрились золотом, вызывая неприятную рябь в глазах. Мы оказались в протяженной галерее, выполненной из сплошного черного камня и украшенной гравировкой на высоком готике.
Каждая надпись на стене проповедовала покаяние и очищение души через боль.
— Что это за место? — Не удержался я от вопроса, когда по лицу скользнул неприятный холодок.
— Обитель покаяния, — в голосе женщины слышалось нечто большее, чем просто название очередной церковной инспекции. — Сюда сестринство отправляет особенно строптивых послушниц, которым не хватает дисциплины. Здесь их учат вести себя скромно и сдержанно.
Не знаю, осознавала ли палатина мрачный подтекст своего объяснения, но мое чувство тревоги лишь усилилось. Здесь почти не было слышно траурной музыки, гремевшей, словно бы во всех помещениях соборного холма.
Афелия прошла вперед до конторки, окруженной протяженными деревянными шкафами. На массивном столе до сих пор тлела одинокая свеча, почти достигшая бронзовых обводов стойки.
— Здесь никого? — Нагнав спутницу, я попытался заглянуть в ее лицо, но палатина глядела на высокие двойные двери, отделявшие нас от следующего помещения.
Несмотря на мрачную роскошь, деревянные створы выделялись лишь своей толщиной и кованой сталью.
— На время особенно больших праздников не принято отправлять сюда девушек…
Афелия хотела сказать что-то еще, но я предупредительно поднял руку, приглядываясь к беспорядку на столе.
Мерцающий огонек выхватил из наступающего мрака раскрытый молитвенник, странно повернутый относительно края стола. Но куда сильнее мое внимание привлекло нечто темное, еще не успевшее засохнуть.
— Здесь кровь, — осторожно обмакнув пальцы в субстанцию, я поднес их к свече.
Кожа окрасилась багровым, развеивая мои сомнения и вырывая из легких воительницы взволнованный вздох.
Первой мыслью было выхватить стаббер и обернуться к ней, чтобы потребовать ответа. Чувство подозрительности обострилось настолько, что уже и палатина виделась мне тайным врагом. Она заманила меня в ловушку?
Однако, встретив мой взгляд, палатина была готова принять удар, будто только подтверждая мои опасения. Рука сама собой потянулась к кобуре, но вдруг из-за массивных дверей раздался хлесткий свист, тут же потонувший в вопле, похожем на стон наслаждения.
— Похоже, кто-то пренебрег наставлениями, сестра… — Мрачно подытожил я, оголяя оружие и сокрушая ногой двери.
Стоило только створам с грохотом разойтись, как в лицо ударила духота, напитанная отвратительно знакомым зловонием. Свет лампады тут же потускнел, уступая место какому-то лиловому сиянию, проникающему в помещение извне. Теперь мы оказались в просторном зале, украшенном двумя рядами колонн, за которыми скрывались неприметные деревянные двери. Часть из них оказались открыты, демонстрируя аскетичные тесные кельи.
И там лежали тела.
Неверное сияние скользило по обнаженной бледной коже, стремясь очертить выступающие формы, покрытые кровью и уродливыми рунами. Мимолетный взгляд вызвал приступ тошноты и заставил меня отвернуться.
— О Трон… — Услышал я голос Афелии, за которым вновь последовал свист, но на этот раз звонкий, сменившийся разве что тяжелым звуком падения.
Впереди, примерно в центре прямоугольного зала, лежали еще тела. Все они оказались обнажены и связаны в извращенной манере, будто бы главной целью было не только удерживать жертву, но и унизить ее, доставляя дискомфорт на груди, шее и между ног.
Каменный пол в этом месте терял свою черноту, уступая багровому блеску, дрожащему от каждого движения фигуры, величественно стоявшей посреди этого ужаса.
Воительница в черном доспехе и с бардовой плащаницей на левой руке, словно бы не сразу обнаружив наше появление, медленно обернулась. Несмотря на силовой доспех, можно было заметить, как содрогается ее тело, поддаваясь некоей неслышной мелодии.