В свободном падении

Наргиз шла быстро, но с готовностью остановилась и с готовностью отозвалась: «Привет». И ещё, посмотрев куда-то в район моей правой подмышки, добавила: «Рада тебя видеть». И двинулась дальше.

— И я тебя, — я пошёл за ней, заложив руки в карманы. Было свежо и тускло, пели неизвестные птицы, солнце, которому уже следовало б закатиться, всё не закатывалось, висело просто так, какое-то неживое, словно задохнувшееся под мутной небесной плёнкой. Загнанные дворницкой лопатой за тротуар, лежали хлипкими взбитыми студнями острова чёрного снега.

Мы шли между двух высоток, громко хлюпая по воде.

— Ты идёшь домой? — спросил я, совершенно не представляя, что ещё спросить. Она кивнула, едва улыбнувшись. И потом ещё зачем-то, после длительной паузы, сказала внятно: «Да, иду домой».

Мы молчали, продолжая движение. Параллельно нам уютно журчала грязная вода из канавы в канаву.

— Как твои дела на работе? — спросила Наргиз меня, вскинув тонкую насмешливую бровь. её брови, кажется, только и были созданы для того, чтобы взмывать вверх в этой недоброй насмешливости. Я напрягся, подумав о том, что Наргиз снова каким-то образом собралась припомнить мне моё пиво. Не успел я соорудить максимально скупой и суровый ответ, как Наргиз вдруг дёрнулась всем телом, потеряв равновесие — каблучок как конёк лихо скользнул по сопливому льду, и моя спутница упала бы наверняка в расползшуюся грязь, если б я не успел ухватить её под локоть и за талию, обеими руками. Я подхватил её, чуть не упав вдвоём с ней, но устоял всё же.

Наргиз, густо раскрасневшаяся, поблагодарила меня, когда я отделил свои руки от её тела. Я задержал их чуть дольше, чем следовало, но не намного. Я чувствовал, с Наргиз шутки плохи.

Ну а мы двинулись дальше, теперь медленней и внимательней.

— Спасибо, что разрешил переночевать Майе у себя, — обронила Наргиз мимоходом.

— Не за что, — я посмотрел на Наргиз пристально, пытаясь угадать выражение её лица. Выражения никакого не было.

— Мне было совсем несложно, — добавил я. — Вообще, если что, обращайся.

— В каком смысле?

Я чувствовал, что развивать эту тему не следует, но всё же начал мямлить малопонятно: «ну, хм… если кто-то из твоих подруг… вдруг…»

— Что, кто-то из моих подруг? — живо отреагировала Наргиз. Она остановилась, смотря мне в глаза. Её глаза, большие и чёрные, беспощадно смеялись надо мной.

— Да ничего… — я погрустнел. — Вот, перепил на работе пива, теперь несу всякую чушь. Не обращай внимания.

Она кивнула. Где-то поблизости каркнула ворона, громко и вызывающе. В одном из глянцевых научно-популярных журналов, подсунутых мне Олегом, я прочитал, что, когда ворона каркает, она испытывает сильнейшую мозговую боль. Но при этом она всё равно продолжает каркать, вновь и вновь. Она каркает всю жизнь, вероятно, назло людям.

Снова заныла рана на руке, натёртая курткой. Я задёрнул рукав и почесал её. От этого рана заныла ещё сильнее.

— Что это у тебя? — спросила Наргиз вполне безучастно.

— Да так, поранился на работе….

— Чем?

Я рассказал ей, как обжёг руку.

— Вот оно что… — она непонимающе кивнула. — А зачем?

— Сложно объяснить. Это было что-то вроде творческого порыва. Я почувствовал, что так было нужно, в ту минуту…

Она остановилась у одного из подъездов. Видимо, это был её дом. «Она живёт слишком близко от остановки» — подумал я раздражённо.

— Вы играете панк-музыку, да? — Наргиз повернулась к подъезду спиной, поведя хрупким плечиком. С плечика упала, как бретелька, одна из ручек кожаной сумки.

— Я не люблю этих клише, — я поморщился. Но не от вопроса, а от вновь проявившейся боли. — Мы играем просто гитарную музыку. Можно сказать, мы играем рок.

— Вообще-то мне нравится рок… раньше я слушала «Кино», «Аквариум». У меня их диски лежат до сих пор, пылятся где-то…

— А сейчас ты что слушаешь?

— Ну, я, наверное, больше люблю джаз. Это красивая музыка. Недавно я ходила с подругами на концерт в Доме музыки. Было очень приятно: хорошая атмосфера, люди… Хотя никто не поджигал гитар…

— Джаз — это же для позёров, — сообщил я недовольно, зачерпнув носком ботинка из лужи грязной воды.

— Чего? — она не поняла.

— Ну, для унылых снобов, которые считают, что разбираются в музыке. В джазе нет ни куража, ни страсти, один импровизационный выпендрёж. — И тут я встал в неестественную позу, пытаясь изобразить типичного джазового музыканта, каким я его видел. Я надул губы и, смахнув волосы со лба, произнёс с нудной, как я полагал, типичной интонацией джазового музыканта. — Посмотрите на меня, я джазовый музыкант. Я сочиняю музыку прямо на сцене, смотрите, какую непонятные и заковыристые мелодии я умею извлекать из своего саксофона. Достаточно ли они непонятны и заковыристы для вас?..

И тут я встал в прежнюю позу, как бы вернувшись в своё нормальное состояние и нормальным своим голосом сказал: «Лучше сочини хотя бы одну приличную мелодию от начала до конца, а потом уже сыграй её для нас, долбаный придурок!»

— Перестань ругаться! — чуть не прикрикнула на меня Наргиз и даже топнула ножкой, немного комично. — Ты что, обиделся на меня из-за поджигания гитар? Я же просто пошутила…