В тайге стреляют

Сыч замялся было у входа, но потом решительно, не глядя по сторонам, прошел к столу. Впрочем, показная лихость его тотчас испарилась. Лицо комиссара было сурово. Глаза его напомнили Ваське булавочные острия. Они, казалось, вот-вот вопьются в его переносье.

«Не к добру это! — перетрусил парламентер, не замечая, что челюсть у него отвисла. — Господи Исусе, матерь пресвятая богородица, вынесите меня отсюда живым, сберегите от петли и пули!.. В первый же праздник поставлю вам пудовые свечи!»

— Наш ответ краток: врагам рабочих и крестьян, заклятым врагам Советской власти красные бойцы не сдавались и не сдадутся! Все! Можете быть свободными!

Голос комиссара был глухой, негнущийся. И у Васьки по спине процарапал своими противными колючими коготками холодок. Сыч машинально поклонился и подумал, ощущая неприятное сокращение мышц где-то в области пониже поясницы: «А теперь покажут мне, где пиво раки пьют!.. Только бы не мучили...»

К немалому удивлению и радости Васьки, его провели на то же самое место, где задержали, и с миром отпустили на все четыре стороны. Сыч вытащил из-под полушубка свою простыню-охранительницу и пошел, ожесточенно размахивая ею.

«В зад бы не всадили!» — подумал Васька, испытывая зуд в ягодицах, и невольно оглянулся. Не совладав с собой, он прибавил шаг. Потом во весь опор припустил к опушке.

Назарка увлеченно напевал себе под нос. Мотив был протяжный, однотонно-вибрирующий, с правильно чередующимися подъемами и спадами. Назарка импровизировал, что вот с утра после чаепития он снаряжал патроны. Много, хорошо зарядил. Пыжи забиты крепко. Надежные патроны — не осекутся, не подведут... Назарка намотал на шомпол чистую фланелевую тряпицу, втолкнул в дуло и начал энергично гонять из конца в конец. Затем оборвал песню и заглянул в ствол. На отполированном, отливающем кольцами различной яркости металле редко были разбросаны черные крапинки.

— Плохо! — пробормотал он и покачал головой. — Лучше чистить надо. Любой обругает меня, бездельником назовет, а командир наряд раньше времени даст и перед строем заставит выйти!

Пользуясь нечастым за последние дни затишьем, красноармейцы отдыхали, лениво покуривали, перебрасываясь редкими фразами. Лежали на полу не разуваясь и не раздеваясь, чтобы по первому сигналу тревоги без суетни и толчеи занять свои боевые посты.

Покончив с ружьем, Назарка убрал со стола посуду, смел крошки и начал выводить буквы, которые нарисовал дядя Гоша... Вошли командир взвода и отделенный. Фролов был взволнован и озадачен. Папаха залихватски сдвинута на затылок, шинель распахнута. Тепляков, по обыкновению, был спокоен и сдержан, хотя и его вид насторожил Назарку.

— Выходи строиться! — подал команду взводный.

Небольшой отряд замер в ожидании. Фролов прошел вдоль строя, пытливо вглядываясь в знакомые лица бойцов.

— Товарищи красноармейцы! — Голос командира взвода звучал торжественно и приподнято. — Выкормыши мировой хищнической буржуазии, якутские белобандиты, стянули к городу большой кулак — все свои наличные силы. Они мечтают уничтожить власть рабочих и крестьян, завоеванную нашей кровью. Они вновь хотят надеть позорное ярмо рабства на бедняков и хамначитов. Белым бандитам помогают всякие-разные иностранные банкиры, капиталисты и помещики!.. Товарищи красноармейцы! Наступил решительный момент. Противник готовится завладеть городом, чтобы потом выступить на подмогу своим сподвижникам под Якутск. Мы застряли у них горше, чем кость в горле. Если они одолеют нас здесь, значит, смогут развивать подлую войну и дальше, несправедливую войну против освобожденных от ига капитала рабочих и крестьян! Лучше все, как один, поляжем, но не пустим врага в город! Жизни свои не пожалеем за дело революции!

Бойцы стояли не шелохнувшись, навытяжку и слушали с окаменевшими лицами. Назарка мало что понял из горячей речи взводного, но по общему настроению красноармейцев, по тому, с каким вниманием они слушали своего командира, он сообразил, что произошло что-то очень важное.

— Да здравствует вождь мировой революции товарищ Ленин! Да здравствует партия большевиков и пролетариат — могильщик капитализма! — закончил Фролов, перевел дыхание и объявил: — Сейчас в полном составе выступим на дополнительное укрепление обороны! Мобилизовано все трудоспособное и сознательное население!

Посуровевшие красноармейцы разошлись без обычного гвалта и шуток. Многие сгрудились вокруг дяди Гоши и о чем-то тихонько расспрашивали его. Назарка тоже начал было протискиваться поближе к отделенному, но Фролов, обмахивавший папахой залоснившееся лицо, поманил его к себе.

— Перебежчик Семен Чыбычахов в наш отряд просится, — сказал он. — Обязательно, говорит, хочу быть рядом с Назаркой! Быть по сему! В ваше отделение и назначили. Ступай в штаб, приведи своего земляка!

Назарка весело побежал к большому дому. Разве не отрадно, когда возле человек, знакомый тебе с детства, знавший твоих отца и мать, не раз бывавший в юрте, в которой ты родился!