В те дни на Востоке

Да, тогда она была слишком наивна, не представляла себе ту опасность, на которую решилась. А теперь чем ближе подъезжала к границе, тем больше волновалась: а вдруг кончится неудачей переход рубежа или она провалится потом?… Конечно, ее ко многому подготовили, но люди остались для нее загадкой. Правда, они такие же русские, как она, и в то же время чем-то отличаются от нее. А чем, этого она не знает… Как все сложно и непостижимо! Может, ей не следовало бы связываться с разведкой, а спокойно жить в Харбине? Вспомнилась двоюродная сестра, которая не советовала ей вступать в фашистскую партию, уговаривала посвятить себя искусству. Но такая безмятежная жизнь не устраивала Евгению. Она жаждала романтики, приключений, связанных с опасностью, с борьбой.

…Вечером поезд прибыл на станцию пограничного города Маньчжурия. Остановился около одноэтажного вокзала. На перроне стояло десятка полтора встречающих, Евгения наблюдала из окна, не выходила из вагона, ждала: кто-то должен ее встретить. Не зря же давала телеграмму.

К вагону приблизился солидный господин в синих галифе, пиджаке и шляпе. Он поднялся на подножку и вошел в вагон. Это был Жолбин.

— Госпожа Пенязева? — учтиво улыбнувшись, спросил он. Евгения кивнула.

— Очень приятно. Давайте ваши вещички.

Евгения увидела, что одного уха у него не было. «Видно, в гражданскую войну пострадал».

Жолбин взял чемодан и что-то тяжелое, упакованное в рюкзак. Они вышли на перрон. Неподалеку стояло несколько извозчиков-китайцев. Жолбин подозвал одного, посадил гостью и пристроился сам.

Через несколько минут Евгения уже сидела в кабинете Ногучи. Капитан расспрашивал о жизни в Харбине, рассказывал о пограничных делах. Евгения, покуривая, внимательно слушала своего шефа. Отныне она будет выполнять только его указания, подчиняться только его воле.

— Сегодня вы устали, отдыхайте, а завтра мы ознакомим вас с заданием.

Глава седьмая

В воскресный вечер в клубе части демонстрировался фильм «Разгром немцев под Москвой». Клуб был переполнен. Солдаты сидели на полу перед экраном, стояли в проходах, а у дверей строили «баррикады» до самого потолка. Всем хотелось увидеть побитых завоевателей.

После кино были объявлены танцы. В зале сдвинули скамейки. Веселов пробежал пальцами по перламутровым клавишам баяна, настраиваясь на вальс. Закружились офицеры, замелькали гимнастерки, кителя, и только изредка привычное однообразие нарушали женские фигуры.

Арышев сидел около Веселова, наблюдал за танцующими. Мимо проплыла крутобедрая дама в ярком шелковом платье. Ее медленно кружил краснощекий капитан, начальник продовольственно-фуражного снабжения Пильник. Он разопрел, будто вез тяжелый непосильный груз.

Низенькая пышка повар Капка танцевала с Воронковым. Взглянув на Анатолия, Александр Иванович подмигнул ему, мол, веселиться надо, а не скучать. Но танцевать было не с кем, да и не нравились ему здешние партнерши. Разве что эта, стройная блондинка в сиреневом платье, что кружилась с комбатом. Это была врач, жена капитана Сидорова.

Анатолию вспомнился городской сад, Таня.

Таня… Где она сейчас? Может, в эти минуты тоже вспоминает о нем. Война свела их и разлучила.

Внимание Арышева привлек Померанцев. Изящный, как всегда, адъютант плавно выписывал красивые фигуры, легко придерживая за талию стройную девушку с солдатскими погонами на гимнастерке, связистку Нину. На голове ее лихо сидела пилотка, из-под которой на плечи падали темно-русые волосы. Нину все уважали в полку — она Прекрасно пела, Веселов посвящал ей свои стихи. И теперь он ревниво посматривал на Померанцева, когда тот наклонялся к лицу Нины и что-то шептал.

Когда смолк баян, несколько офицеров подошли к Веселову. Одни просили сыграть танго, другие — фокстрот.

Потом около Кости села связистка Нина. Обмахиваясь платочком, точно веером, спросила:

— Почему не танцуешь?

— Ас кем? Ты ведь «словно Ева, спряталась от бога за кустом».

— Кто же по-твоему должен приглашать?

— По обычаям военного времени — приглашают женщины.

— Хватит зубы мыть. Лучше сыграй фокстрот.

— Могу заказать, если со мной будешь танцевать… Насвистывая веселый мотивчик, к Арышеву подошел Померанцев, покровительственно подал руку.

— Как, земляк, жизнь молодецкая? Привыкаешь к здешним красотам?

Патефон заиграл «Дядю Ваню». Танцоры мигом расхватали партнерш. У Воронкова кто-то умыкнул Капку. Адъютант тоже остался с носом: Нина пошла танцевать с Веселовым. Померанцев с минуту понаблюдал за ней и снова взглянул на Арышева.

— Значит, дела у тебя идут. Я думаю, с Незамаем жить можно, мужик безвредный.

— Смотря для кого.

Но Померанцев эти слова пропустил мимо ушей.

— А что касается солдат, то как ни старайся, все равно с ними в люди не выйдешь.

— Говорят, ты не очень-то старался.

— Ванькой-взводным я не собирался долго работать. — Померанцев обернулся, кого-то отыскивая. — Эх, жизнь бекова — пригласить некого! То ли дело в командировке! Придешь в клуб, глаза разбегаются, не знаешь, какую выбрать.

— А как у тебя с Соней? — спросил Анатолий. В училище Иван знакомил его с одной из своих подруг.

— Все рассохлось.