В те дни на Востоке

— Жизнь, Шурочка, заставила. — Он встал со стула. Заложив руки в карманы, прошелся по землянке.

— Опять какая-нибудь неприятность?

— Да этот кретин, Арышев, начал свою власть показывать. Выговор влепил за то, что я рано ухожу с работы. А что, я должен ночевать в казарме? Ему не хрена делать дома, а у меня жена.

Евгения слушала, собирая на стол, и радовалась его служебным неудачам. Кажется, он зашел в тупик. Теперь его можно затянуть в свои сети.

— Вообще-то, Ванечка, дела у тебя незавидные.

— Ты думаешь, что я больше не поднимусь?

— Трудно будет. Арышев скрутит тебя в бараний рог.

— Это мы еще посмотрим, кто кого скрутит! — Померанцев сел за стол, набулькал в стакан ей и себе, разбавил водой. — Давай выпьем по одной, на том свете нет такой.

Они чокнулись и выпили. Иван было взял гитару, но, потренькав, отложил.

— Иди ко мне, Шурочка.

Она холодно смотрела на него, казалась далекой, недосягаемой. Глубокий вырез цветного халата открывал ее высокую грудь. Он обнял ее.

Евгения не упиралась: сегодня ей нужно было ублажать его прихоти. Сегодня она должна открыться. Он посадил ее на колени, обнял.

— Только ты можешь понять и посочувствовать мне. А остальные все — гады! Как я ненавижу их! Когда-нибудь я им…

Ей надоело слушать. Она встала и прошлась по землянке.

— Ваня, ты устал. Ложись спать.

Евгения быстро приготовила постель. Иван разделся и лег.

«С чего же начать? — раздумывала она. — А может, отложить? Вдруг он заартачится? Но другого такого случая может не быть. Сегодня он, как никогда, ожесточен и ждет сочувствия, поддержки, совета».

— Ты чего не ложишься?

— Сейчас, Ванечка…

Евгения разделась, погасила свет и, перекрестившись, нырнула под одеяло.

— Радость ты моя! Только с тобой я забываю обо всем. — Он обнял ее.

— Постой, Ваня. Я хочу поговорить с тобой.

— Потом поговорим.

— Нет, сейчас.

Он ослабил руки, повернулся на спину.

— Я много думала о твоей службе и сегодня поняла: теперь тебе не дадут ходу. Ты человек не мира сего. У тебя другие интересы в жизни. А простора тебе нет. Ты зачахнешь на своем взводе.

— Ну а что я должен делать?

— А вот слушай. Только не обижайся. Хорошо?

— Зачем же мне обижаться. Ты же мне добра желаешь.

— Верно. У тебя от меня нет секретов, я тоже от тебя не хочу ничего скрывать. Тебе нравится такая жизнь, как у нас?

— Конечно. Так в полку никто не живет.

— А кто тебе создал такое счастье?

— Ты и твой дядя.

— Ты думаешь, что дядя нас снабжает спиртом только за один бланк командировочного предписания? Дядя — это миф, который я придумала. Есть другие лица. И если ты будешь с ними иметь дело, тебя могут оценить и вознаградить.

В голове Померанцева немного рассеялся хмель. «Кто она: аферистка или…»

— Но где они… эти «лица»?

— Разумеется, не здесь.

— А где? В Маньчжурии, что ли? — Иван все еще не допускал мысли, что она — шпионка.

— А хотя бы и там.

— Кто нас с тобой там ждет? Мы же не капиталисты.

— А может, и ждут. Ты не догадываешься?

— Значит, ты… ты оттуда? — голос его дрогнул, в груди сдавило дыхание.

Евгения молчала. И он понял, что она «оттуда». Сразу вспомнилось, как она однажды перекрестилась, садясь за стол. Он тогда посмеялся над ней. А она сказала, что это привычка осталась у нее с детства. Затем во сне она с кем-то разговаривала, назвала какое-то японское имя. Он поверил, что ей тогда приснился нелепый сон.

— Но как ты сюда попала? — Он откинул одеяло, сел. В землянке стало невыносимо душно, не хватало воздуха.

— Это, Ванечка, длинная история. Потом узнаешь. А сейчас я хочу, чтобы ты был моим единомышленником. Если вздумаешь сообщить в контрразведку, то знай, что в провокации японцев на границе есть и твое и мое участие, что секретная инструкция, которую ты держал в планшете, и бланк командировочного предписания переданы одному человеку.

— Какому! — Иван обхватил руками голову. — Если об этом узнает командование, меня завтра же посадят.

— Ваня, возьми себя в руки, будь мужчиной! Никто тебя не тронет, потому что инструкция и бланк будут возвращены.

— Но как я себя буду чувствовать после этого?

— Наивный человек! Все его бьют, а он терпит. А ради чего? Что хорошего в твоей жизни? Кто ты сейчас? Проштрафившийся офицер, Ванька-взводный. А что тебя ожидает? Прозябание на задворках в младших чинах. И это в лучшем случае. А в худшем — необдуманный поступок и штрафная рота.

«Необдуманный поступок», — повторил про себя Иван. В самом деле, почему он всегда нелепо поступал? Среднюю школу не закончил, из музыкального училища был отчислен. Благо, в армии ему удалось получить офицерское звание, стать адъютантом. Чего еще надо? Но он хотел больше взять от жизни. Начал злоупотреблять служебным положением, связался с этой женщиной. И вот оказался на краю пропасти.

— А между тем есть другой путь, который приведет к счастью, — ворковала Евгения. — Пусть тебя не смущают временные неудачи немцев на фронте. Войне еще не видно конца. Будут приливы и отливы. Как заверяют компетентные лица, немцы готовятся к новому наступлению. И вот тогда вместо «второго фронта» на Западе откроется «второй фронт» на Востоке. Квантунская армия давно ждет приказа.