Контрнаступление готовилось в полнейшем секрете.
Бывает такое состояние природы: темной ночью тишину вдруг нарушает резкий, короткий удар грома; черноту неба пробивает яркий и острый луч молнии; и вот уже по всему небу, перекатываясь из края в край, неудержимо грохочет гром, несутся над землей раскаты, и все кругом сотрясается, словно от нарастающей канонады.
Ощущение радости и восторга, этих забытых в последние месяцы чувств, вызвало у нас переданное по радио сообщение о наступлении советских войск под Москвой. Наконец-то гром грянул! Пришел и на нашу улицу праздник!
Сообщение передавалось из уст в уста, всюду вызывало необыкновенный патриотический подъем. Люди повеселели, загорелась надежда, что скоро удастся окончательно разбить гитлеровскую армию. Каждому хотелось помочь советским воинам — ведь в те дни рождались такие примеры героизма и храбрости, которые и теперь поражают величием духа.
На восьмые сутки после начала наступления появился новый приказ по войскам Западного фронта: неустанно преследовать врага, не давать ему передышки, лишить его возможности организовать оборону.
Бои носили необычайно ожесточенный характер. Поля Подмосковья, дороги устилали тела немецко-фашистских солдат и офицеров. Едешь и видишь то здесь, то там полузанесенные снегом трупы. Белое поле, жгучий мороз, деревья, изуродованные артиллерийским обстрелом, бомбежками; наметенные ветром холмики, под которыми видны вражеские каски; голова, укутанная платком, неестественно поднятая рука, нога, одетая в странное подобие валенка.
Советские летчики оставили свой след. На подмосковных дорогах, обочинах, особенно около мостов, где создавались пробки, что давало возможность для эффективных ударов с воздуха, — кладбища вражеской техники: разбитые грузовики, танки, орудия. В дни оборонительных сражений наша авиация совершила более 50 тысяч самолето-вылетов.
В сражениях под Москвой родилась слава многих героев. Незнание страха в борьбе, презрение к смерти тем более поражают, если не забыть, что молодежи особенно свойственны радость жизни, стремление к прекрасному. Страдания, физические испытания, неизбежные в условиях войны, как бы растворились в том, чем жило советское общество.
Когда началось контрнаступление наших войск, К. Симонов находился на Северном фронте, под Мурманском. В столицу он вернулся в начале декабря. Первым его откликом на сражение под Москвой стали стихи «Дорога». Поэт читал их нам той зимой:
Победа под Москвой досталась нам нелегко — было много убитых, раненых. У каждого убитого своя смерть, у каждого раненого — своя боль, свои страдания. Поразительное впечатление произвел на меня рассказ про комиссара стрелкового полка коммуниста В. Соловьева.
Шли операции на Наро-Фоминском направлении. Полк вел бой за село Симбухово. Расположенное на возвышенности, оно представляло собой очень выгодный пункт для обороны. Ночью 13 января нашим воинам удалось проделать проходы в минных полях. Солдаты пошли на штурм и захватили восточную часть села. Бой носил ожесточенный характер. Село горело. Воздух был так накален, что, несмотря на морозную погоду, таял снег. Чаша весов клонилась то в одну, то в другую сторону. В этот критический момент личный пример подал комиссар, поднявшись первым в атаку, — и это дорого ему обошлось. Враги всадили в Соловьева шесть пуль: три в предплечье правой руки, одну в правое плечо; пятая пуля прошла грудь навылет и рассекла правое легкое; шестая раздробила кисть левой руки. Соловьеву удалили легкое, ампутировали правую руку. Обе операции произвели без наркоза.
За раны комиссара Соловьева фашисты крепко поплатились. В Симбухове было захвачено два танка, 114 ящиков патронов. На поле боя осталось 110 трупов немецко-фашистских солдат и офицеров.
Когда комиссар покинул после лечения госпиталь, то явился в дивизию только с одной просьбой — вновь направить его в родной полк, в котором он начал воевать.
Надо быть коммунистом, чтобы после всех перенесенных страданий снова быть готовым к сражениям. И таких случаев было великое множество. Коммунисты давали комсомольцам примеры для подражания.