— Машинист-то? Здоров. Только вот чего-то про помощника говорили, не понял я точно. Будто поскользнулся помощник или ошпарило его водой, он и свалился с паровоза. Беспокоятся о нем, а машинист говорит, что видел его живого, с земли соскочил и за поездом бежал. Не ты ли будешь помощником? — Дежурный начал подозрительно и придирчиво разглядывать парня. Руки замазаны, штаны порваны, кровь на щеке. — Небось больно упал?
Николай ничего не ответил, повернулся и вновь зашагал по шпалам. На душе у него теперь стало легко. Значит, машинист жив-здоров, состав доставлен на место, все в порядке. Идти было далеко, но ему не хотелось ждать попутного поезда. Да и спешить незачем. Все равно Тихон Кузьмич вернется домой только к утру, а заявляться на станцию одному Николаю нельзя. «Утром явлюсь в дом машиниста, — думал он, — расскажу все, как есть. Струсил, мол, извините, пожалуйста. Не гожусь к такому делу».
Вдали показалась деревня. За березовым перелеском виднелось несколько крыш под красной черепицей и одна — под зеленым железом. Практикант повернул в сторону, пошел по узкой проселочной дороге. На западе за дальними холмами заходило солнце. Парень подошел к крайнему дому, попросился переночевать. Пустила старушка, верткая, подслеповатая и седая. В доме кроме старушки было два мальчика: один лет двенадцати, другой — лет восьми. Ребятишкам хотелось поговорить с незнакомым человеком, но старушка прогнала их в другую комнату.
— Угомонитесь, бездельники, спать пора, — ворчала она на внуков. — А то вот вернутся из города мать с отцом и меня же ругать будут, что разбаловала вас. Марш отсюда.
Ребята нехотя ушли. Старушка принялась кормить прохожего, дала щей, каши с бараниной, налила кружку молока. Он быстро съел все. Готов был идти спать, но хозяйка беспрерывно расспрашивала, откуда он и зачем в этих местах. Старушка задавала вопросы и сама рассказывала о своей жизни, о сыне, о снохе, о внучатах. Наконец расстелила тулуп на сундуке, положила подушку и одеяло.
— Ложись, горемычный, спи.
Николай долго ворочался, не мог уснуть.
«Какой же я подлец! — думал он о себе. — Что сделал, и даже аппетита не лишился, уплетал обед за обе щеки».
После того как отругал себя, ему стало легче, он уснул.
К Тихону Кузьмичу заявился он не очень рано, подождал, пока разгуляется день. Подъехал к станции на подножке товарного вагона, спрыгнул у семафора и, не заходя на вокзал, окольными переулками пробрался к дому машиниста. Оказалось, что самое трудное было пройти последние сто шагов. Даже мелькнула мысль вернуться на станцию, сесть в поезд, уехать домой, никому ничего не объясняя и ни перед кем не отчитываясь. А что, в самом деле, мучиться?
Но не свернул за угол, пошел прямо к дому. И сразу сквозь штакетник увидел машиниста на ступеньках крыльца. В окне, кажется, мелькнуло любопытное лицо Альки.
Машинист спокойно поднялся навстречу практиканту, встретил его у калитки, остановился, загородив своим телом проход. Не выражая никакой неприязни, с любопытством осмотрел парня.
— Жив-здоров? — спросил он, улыбаясь. — А я, брат, волновался за тебя. Когда трубу-то прорвало, посмотрел тебе под ноги и вижу, что наступил ты на мокрое, поскользнулся и упал. — Он добродушно смотрел парню в глаза.
— Да не так это было! — вспыхнул Николай.
— Чего теперь разбираться? — успокоил его машинист. — Я всем уже рассказал. Что тут особенного, со всяким случается. Поскользнулся, не повезло. А потом же я своими глазами видел, как ты гнался за поездом. Ну, думаю, значит, ко мне на помощь бежит, как положено.
«Вот так старик! — подумал Николай. — Другой бы дал по шее да на всю улицу ославил, а этот великодушно выручает из беды. Что я ему, сын родной?»
Николай покраснел, сказал машинисту:
— Зачем вы придумали это? Все было не так. Я просто струсил и бросил вас одного. Не выдержал экзамена, испугался. Думал, взорвется котел и все полетит на воздух.
Машинист слушал, качал головой, улыбался. Сказал парню:
— Пошли пообедаем да отдохнем. А то завтра опять в рейс.
Из дома выскочила Алька и, с трудом сдерживая смех, убежала в сад.
Ночью на сеновале, где спал Николай, кто-то тихо зашуршал сеном. Теплая рука дотронулась до щеки Николая.
— Кто здесь? — всполошился парень.
— Тише! — шепнула Алька. — Дрыхнешь, да? Это я.
— Что надо? — насторожился он.
— Слушай, Николай. Возьми меня в город?
— Что ты там будешь делать?
— Работать, учиться.
— А у кого жить?
— Кто-нибудь пустит. У вас большая семья?
— Большая. Но не в том дело. Как ты можешь к нам? Кто ты?
— А женись на мне.
— Вот еще! Я молодой, мне рано.
— Женишься, когда стариком станешь?
— Да и у тебя еще молоко на губах не обсохло. Что родители скажут?
— А ничего, они добрые. Как захочу, так и сделаю. Подвинься.
Она низко склонилась к его лицу, полезла в постель. Он с перепугу вскочил, рванулся к краю, свалился вниз.
— Тише, дурак! — зашептала она в темноте. — Не бойся, не зарежу.
Он как ошпаренный выскочил из сарайчика. Пробрался в дом, разыскал в сенях свой чемоданчик, уехал домой.