— А кто мне нужен? Эх, Коля! Зря сторонишься, обходишь мой дом за три версты. Не нравлюсь я тебе? — ласково говорила Алька, упираясь в стол пышной грудью и придвигаясь к Николаю. — Всем ты хорош, а меня не любишь. Пей, закусывай, пожалуйста.
Выпили еще по одной, без тоста, просто так. Николай подобрел, снисходительно слушал Алькины излияния, хоть и не принимал ее слов к сердцу.
— Хорошие у тебя хоромы. Тепло, уютно, красиво.
— Какая сама, такой и дом, — хвастливо сказала Алька, повела плечами и добавила: — Нравится, оставайся ночевать.
Она озорно уставилась на него, вся расплылась в улыбке. Ее пухлые губы дрожали, открывая влажные жемчужины крепких, ровных зубов.
— Хочешь соленых рыжиков? Я сейчас.
Она вышла в сени, прикрыв за собой дверь. Минуту повозившись и погремев посудой, подошла к щитку, выкрутила пробку. Потом вернулась в комнату.
— Вот досада! — притворно сказала она. — Опять перегорела пробка.
— Я починю, — поднялся Николай. — Пустяшное дело.
— Да ну его. Посидим так, Коля. Без света даже интереснее. — Она засмеялась, прильнула головой к его плечу. — Не бойся, дурачок. Иди ко мне. Иди же, Колечка! Милый!
— Перестань! — крикнул Николай. — За этим меня позвала? Как была, так и осталась дурехой. Цены себе не знаешь: ты же красивая.
— А что мне делать с моей красотой? — сквозь слезы говорила она. — Вянуть и пропадать? Спать в обнимку с холодными подушками? Красота и молодость пролетят, как залетные птицы, так пусть хоть останется память о любимом человеке.
Он поднялся со стула, шагал в темноте по комнате, то приближался к Альке, то отходил.
— Я не осуждаю тебя, Алька, пойми. Но, ей-богу, ты неправильно живешь.
— Неправильно? А ты выправь мою жизнь, спасибо скажу. Думаешь, я плохая, развратная, раз сама набиваюсь? А если ты хочешь знать, никого у меня не было и нет, одна я одинешенька, хоть в петлю лезь, и только делаю вид, что весело живу и счастливая. Чтоб не жалели…
— Не в том же дело, Аля, — сказал он.
— Помнишь, как ты от меня убежал с сеновала? Наверное, думал, что я испорченная девчонка, а я и понятия не имела о мужчинах. Просто сразу полюбила тебя, и все! И до сих пор люблю. А ты отвергаешь.
— У меня есть своя причина.
— Я знаю, ты никогда на мне не женишься, — перебила его Аля. — Ты любишь Нину. Любишь ведь? А что толку? У нее своя жизнь, сын растет. На что надеешься? Не сумел ее взять, когда свободная была, а теперь забудь мечтать.
— Не тронь ее, Алька, — сурово сказал Николай. — Это моя печаль. А тебе пора остепениться. Вышла бы замуж, детей завела.
— Да не могу я без любви выйти замуж, пойми ты! Тебя одного, дурака, люблю. Сто раз говорю, неужели не можешь понять? Давно знаю, в моем несчастье Нинка виновата. И все равно она не твоя и не будет твоею. Вышла за нелюбимого, а теперь вон и от него ушла, и к тебе не идет. Забудь ее, и все.
— Сейчас все это придумала? — строго спросил Николай. — Такими словами не шутят.
— Клянусь жизнью, ушла Нинка от мужа. Сама ее встретила, с ребеночком шла. У тетки Даши теперь живет.
— Врешь, Алька!
— Чего кипятишься? Все равно не будет твоей. Она свое понятие о жизни имеет. Привыкла на машине ездить, в большой квартире жить, красивые платья носить, в норковых шубах щеголять. А от тебя какой толк?
— Замолчи!
Алька притихла, прижалась спиной к стене.
Николай загремел стульями, в темноте искал пиджак, шапку, пальто.
— Чего вскочил как ошпаренный? Куда побежишь? — примирительным тоном говорила Алька. — Все правда, не соврала я. Не думай, что я Нинке враг. Я по-бабьи жалею ее, знаю, ей тоже несладко жилось, хоть и за инженером была. Что я, что она — обе несчастные.
Она ждала, что он пожалеет ее, скажет хоть одно утешительное слово.
Но он уже выскочил в сени, загремел засовом, хлопнул дверью, ушел.
Николай бежал к дому, где жила тетя Даша. Была глухая ночь, ни в одном окне не горел свет. Поднялся на крыльцо, постоял, отдышался, тихо постучал. Долго никто не откликался. Он стукнул сильнее.
— Кто там? — спросил голос тети Даши.
— Откройте, это я — Николай!
— Что тебе надо? Среди ночи сорвался.
— Нину позовите. На одну минутку.
Голос тети Даши ответил:
— Ничего я не знаю. Иди, шалопутный.
— Откройте дверь, тетя Даша. Это я, Николай! — напирал он на дверь, стуча кулаками.
Дверь не открывалась. Он кинулся к окну и прямо перед собой увидел бледное лицо Нины. Она быстро задернула занавеску, крикнула:
— Нет! Не-ет! Уходи!
Этот крик остановил Николая. Он спустился с крыльца и пошел куда-то в темноту.
11
Поспелова бросало в дрожь при одной мысли о том, что он должен встретиться с Николаем Шкуратовым и просить его возглавить бригаду электросварщиков. Идти на поклон к своему сопернику, умолять, унижаться и косвенно признаться в том, что прославленный электросварочный цех не может обойтись без какого-то рядового рабочего. Не много ли чести? Да и что, в самом деле, не справимся своими силами?
Он откладывал этот разговор с недели на неделю, и с каждым днем труднее и труднее было решиться на такую встречу.