— Соцобязательства, конечно, надо выполнять. Но мы просим вас обратить самое серьезное внимание на качество труб. Еще и еще раз тщательнейшим образом проверьте готовность всех звеньев к серийному выпуску, чтобы ни сучка ни задоринки.
— Уверяю вас, мы все тысячу раз проверили, — крикнул в трубку Косачев.
— Не торопитесь, — настаивал на своем Коломенский. — Вашу работу будет принимать ответственная государственная комиссия, никаких скидок не будет. Да вам и не нужны, я думаю, поблажки? Завод такого класса, как ваш, не должен давать никакой осечки.
Косачев согласился, примирительным тоном сказал:
— Ясно. Когда прибудет правительственная комиссия?
— Ждите в любой момент. Пронина пока оставляем в Москве для консультаций. Действуйте самостоятельно.
— Все понял, Алексей Степанович.
— Желаю успехов. До свидания.
— До свидания, Алексей Степанович.
Косачев положил трубку, мрачный и суровый, молча стоял перед телефоном, словно соображал, что делать дальше. Взглянул на Водникова, потом на Уломова, будто только теперь увидал их перед собой в кабинете.
Водников с недоумением смотрел на Косачева, кивнул на телефон:
— Когда же дадут добро?
Косачев уверенно сказал:
— Дадут!
Он энергично отодвинул телефон, вышел из-за стола, включил радио. Стоял, слушал тихую музыку, мечтательно смотрел куда-то вдаль, так, будто старался представить, о чем пели скрипки. На секунду закрыл глаза и вообразил тихое озеро, летящих птиц, облака.
Уломов отбросил в сторону газету и, насупившись, тщательно протирал очки белым платком. Водников давно уже перестал рассматривать аквариум, подошел вплотную к столу Косачева, сел напротив Сергея Тарасовича.
— Что будем делать? — в раздумье спросил Уломов.
— Что делать? — переспросил Косачев, весело смотря в серьезные лица Уломова и Водникова. — Работать! Пошли в цех, товарищи. Не дают нам ни чаю попить, ни поспать по-человечески. Буди, Кирилл Николаевич, всех, кто нужен, чтобы были здесь, на заводе.
7
…Ранним утром, как всегда, на площадь к трубному заводу со всех концов города собирался народ. Бесконечный людской поток устремился к воротам проходных, теснился, бурлил, клокотал говорливым гомоном и шумом обычных приветствий. Людские волны набегали одна на другую, выплескивались, кружились, как водоворот перед створом плотины. Люди шли на работу, вслушиваясь в гремящие над площадью и над городом слова «Последних известий». Все улыбались, весело перекликались. Всем было приятно, что по радио из Москвы диктор четким голосом говорил на всю страну о славных делах коллектива трубопрокатного завода, который «с большим энтузиазмом трудится над выполнением заданий пятилетки, успешно осваивает выпуск новой продукции высокого качества».
Голос репродукторов разносился далеко и торжественно, люди ловили слова, с задором покрикивали, шагали бодрее, смеялись. Шутливо подталкивая друг друга, текли к заводским проходным.
— Слыхал, Прокофьич? Про тебя на всю Россию.
— Да и про тебя тоже. Про всех нас.
В заводские ворота проехала машина секретаря горкома партии Астахова. В кабинете директора его уже ждали Косачев, Водников, Поспелов, Уломов, Квасков.
— Ну что, товарищи, слушали радио? — спросил Астахов с порога. — Вижу, весь штаб на ногах. Приветствую вас! Здравствуйте! — он пожал руки всем присутствующим. — Приятная штука похвала. Согласны?
— Наверняка Алексей Степанович организовал, — сказал Косачев. — И правильно сделал, подбодрил.
— Если не возражаешь, Сергей Тарасович, пойдем сразу в цех. Чего в кабинете засиживаться?
— Хочешь чаю? — спросил Косачев, наливая густую заварку в стакан, где плавали два золотистых кружка лимона.
— Чай не водка, много не выпьешь, — пошутил Астахов.
— А я после бессонной ночи заряжаюсь крепким чаем. Прекрасный напиток, бодрит. Мы вот тут с Водниковым и Уломовым всю ночь не спали, приходится чаем спасаться. Подожди, пожалуйста, одну минутку.
Пока Косачев допивал чай, Астахов перебросился несколькими словами с другими товарищами. Спросил главного инженера:
— А что вы думаете о взрыве? Нет ли слабины в заводских сварных швах?
— Это исключено, товарищ Астахов, — уверял Водников. — Мы каждую трубу подвергаем такой проверке, что малейший дефект не может остаться незамеченным. При нашем методе сварки разрывы швов вообще невозможны.
— Почему же все-таки произошел взрыв на трассе? — допытывался Астахов. — У них такой же метод сварки?
— В том-то и дело, что они варят по-другому, отстают от мировой практики.
— Да что нам на мировую практику оглядываться! Забыли разве, «что может собственных Платонов и быстрых разумов Невтонов российская земля рождать!».
— Совершенно справедливо. Мы это учли, а газовщики — нет. Для нашего завода это уже в прошлом.
— Что в прошлом? Слова Ломоносова?