В те холодные дни

— Ну какой же ты, Коля! — пошла за ним Алька. — Скажи сам, куда хочешь. Мне хоть на край света, только с тобой. Может, пойдем на концерт?

Они удалялись от проходной и уже шли по тротуару, где шумела, толпилась публика.

— В таком виде? — сказал Николай. — Я же со смены. Скажи, ты всерьез надумала на завод?

— Ага! Правда.

Он испытующим взглядом посмотрел ей в лицо, усмехнулся: «Что это с ней? Очередная блажь или серьезный шаг к перемене жизни?»

Она присмирела, сникла под его взглядом, застенчиво опустила голову. Это было новое в ее поведении. Неужели правда, что Алька повзрослела?

— Замерзла? — спросил он. — Пальтишко у тебя чудно́е, на рыбьем меху.

— Зато модное, — сказала она. — Стерплю, не замерзну. Ты поезжай переоденься, а я подожду. У кассы в концертном зале постою. Беги, вон твои трамвай, не то уйдет.

Он ничего не сказал, побежал к трамваю, едва успел вскочить на подножку, уехал. Она стояла в некоторой растерянности, не зная, придет ли он. Наверное, нет. Но если не сегодня, так в другой, в пятый, десятый раз. Алька сама найдет его, не поленится, не отступится, не такой она человек. Теперь никто не стоит между ними. Забудет же он когда-нибудь Нину, поймет, что все на свете со временем меняется, изменится и она, Алька, в чем-то изменится и он. Не сегодня, не завтра, так когда-нибудь позже. Она подождет.

10

Главные события этих дней на заводе развивались стремительно. Из Москвы прилетели Коломенский, Петров, Пронин и группа экспертов. Их встречали Косачев, Астахов, Уломов, Водников, Поспелов, Квасков. Прямо с аэродрома на машинах отправились на завод.

В трубоэлектросварочном цехе собралось много народа. Лучшая точка обзора была на мостовом кране, где работала Вера и куда забрался теперь Никита Орлов со своим журналистским блокнотом.

Где-то на мостках тесно уселись музыканты заводского духового оркестра, готовились играть торжественный марш по сигналу Косачева. Косачев знал, что не всем нравилась такая официальная торжественность в подобных случаях. «При чем тут духовой оркестр? — говорили некоторые сугубо деловые люди. — Старомодно. Это же не первая пятилетка!»

Но у Косачева были свои взгляды на этот счет. Напряженный труд коллектива увенчался большим успехом. А музыка, цветы и восторженные слова нужны людям. «Представьте на миг, — говорил Косачев, — что знаменитый спортсмен, выступая на огромном стадионе, поставил рекорд, а тысячи людей, присутствующих при этом, хладнокровно сидят и никак не реагируют. Испытает ли при этом спортсмен радость победы? Конечно же нет. Не сбрасывайте со счетов ни музыки, ни аплодисментов, дорогие товарищи, не стесняйтесь выразить свое одобрение хорошего дела восторженным криком или горячим, радостным словом».

Внизу, на цементном полу и на всех линиях стана, на перекидных мостках, на фермах, стропилах и где только возможно было стоять, толпился народ.

Из начальства раньше всех в цехе появился Поспелов. Проходя мимо Николая, он внезапно остановился. Николай настороженно повернулся к Поспелову. Минуту они молча смотрели друг на друга. Наконец Поспелов сдавленным голосом сказал:

— Сегодняшний день должен примирить нас. До сих пор я не мог об этом говорить, мне очень тяжело.

Николай молча кивнул. Нервная судорога схватила горло. Он снова увидел прекрасное лицо Нины. Последние слова Нины о сыне…

Поспелов протянул Николаю руку. Они молча обменялись рукопожатием, и Поспелов ушел.

Провожая его взглядом, Николай с жалостью думал о горе этого человека. Знает ли Поспелов правду о сыне, подозревает ли что-нибудь? Наверное, ничего не знает, и в этом его спасение. Как поступить в данном случае Николаю? Тайна, которую открыла ему Нина перед смертью, не известна Поспелову. Что делать? Сказать Поспелову и нанести еще один удар? Но этот удар падет на двоих: и на Поспелова и на мальчугана. Ясно одно: не надо горячиться, надо прежде всего думать о ребенке. Пусть мальчик остается у Поспелова, ведь он считает его своим отцом. Да и Поспелов считает его своим сыном. Другого выхода нет. Николай много дней мучился, терзал себя бесконечными вопросами и решил пока оставить все, как есть.

Бедный Поспелов! Чем же он виноват? Нельзя лишать его последней опоры в жизни…

…В кабине крана за спиной у Веры суетился Никита, комментировал вслух все, что видел в цехе, словно уже диктовал машинистке статью для газеты.

— Иди вниз, — сказала ему Вера. — Сейчас начнется самое главное.

— Отсюда виднее, смотри!

На специально поставленный помост, как на трибуну, поднимались Коломенский, Петров, Пронин, Астахов, Водников, Уломов, Квасков, Поспелов и еще какие-то лица, прибывшие из Москвы. Министр Петров снял шапку, приветливо поднял руку. Рабочие также приветствовали его.

— Ну что же, командуй, Сергей Тарасович, — сказал Петров Косачеву. — Ни пуха ни пера!