В те времена

Мне снился старый дом
В ряду построек ветхих,
Издерганные ветки
Над мокрым сентябрем…
В одном окне пылал
Свет таинства былого
И лестница отлого
К входной двери вела.
И там, за дверью той,
Как в мякоти сугроба
Сиял высоколобо
Огарок золотой.
Листвы желтевшей чернь
За окнами вращалась.
И мне не воспрещалась
Заносчивость речей.
Был в комнате разлад
Бивака кочевого.
И наш полночный сговор
Как ангел был крылат.
Струясь, как полотно,
Свет падал к изголовью…
Что мы зовем любовью —
Теперь не все ль равно?
Что сбудется еще —
Загадывать не смейте.
Мы не в ладах с бессмертьем —
У нас с ним свой расчет.
Пока ж в живой висок
Стучится кровь ребристо, —
И ныне мне, и присно
Приснится этот сон.

«Вечереет. В доме тишь и запустенье…»

* * *

Вечереет. В доме тишь и запустенье.
Пахнет серой и паленой пахнет шерстью…
И нам видится движенье света к тени
Как извечное движенье к совершенству.

Тьма густеет, сахарится, как варенье,

Налипает на ладони мокрых листьев,
Будто день всего прошел от Сотворенья
И Господь не одичал от горьких истин.

Желтый глаз луны в реке мигает сонно,

Желтизной горят черемухи манжеты,
Будто плод запретный все еще не сорван
Не записаны библейские сюжеты…

И такая тишина в саду латунном,

Будто нет еще ни рая, ни чистилищ,
Будто мы еще заносчивы и юны
И как следует любить не научились.

Песенка уличного фонаря

Вот и снова коричневый пёс
С грустным взглядом ковёрного клоуна
Свою лапу занёс,
На хозяйский косясь поводок.
Гирька серого утра,
В медь трамвайного уха закована,
Тянет ходики дня,
На которых грустит холодок.

Не приходит фонарщик давно,

Чёрный шарф и цилиндр его вылиняли,
Семь надежд, постарев,
Словно галки, кричат на дворе.
Длинный дом замычал,
И из входа, как капли из вымени,
Потекли чьи-то лица,
Не видящие фонарей.

Мне бы в полдень на солнце повыть,

Ошалев от тоски, рваться с привязи,
И валяться в пыли,
И жестянку зубами скрести…
И фонарщика звать,
Шерсть плешивую в горечи вывозив,
Чтоб он тёплой рукой
Вдруг погладил меня по шерсти.

Но густая спускается ночь

По ступенькам насупленной лестницы,
И проснувшиеся фонари,
Улюлюкая, гонят тихонь.
И толпятся вокруг мои улицы,
Словно наперсницы,
Будто это для них
Я похитил сегодня огонь.

Эта слава ночная моя

Будет длиться недолго и трепетно —
До полоски зари
И до первых трамвайных звонков
И тогда только псы,
Ошалев от хозяйского лепета,
Будут сладкие слюни
Ронять со своих языков.

Экскурсовод