В тебе моя жизнь...

Но Марина упорно молчала, хотя он написал ей уже десятки писем. Молчала, и он вначале не осуждал ее за это. Кто захочет быть невольно втянутым в тот скандал, что ныне так и плещется вкруг имени князя Загорского? И он даже мысли не допустил осудить ее за молчание, ведь он не хотел ни единого пятна видеть на ее репутации. Довольно и того, что ей уже довелось пережить. К чему еще и толки вкруг ее имени? Он стиснет зубы и переживет это в одиночестве, как переживал ранее эти душевные терзания, эту сердечную боль.

Но после, совсем недавно Сергей получил письмо от Арсеньева, и оно жгло ему ныне сердце, лежа за полой мундира на груди. Оттого-то ему так и не сиделось внутри, оттого-то его будто что-то гнало прочь из теплого дома на это крепостной вал. Он повернулся и взглянул сквозь слезы в глазах, что вызывал этот легкий ветерок, на месяц, что висел над головой. Быть может, он был излишне самонадеян и тогда, и теперь, но Сергею даже мысль о том, что в жизни Марины может появиться другой мужчина не приходила в голову. Но, тем не менее, это факт. Он появился, вернее, очень желает этого — войти в жизнь Марины, и она… она позволяет ему это делать.

Загорский ясно читал между строк последних писем и старого князя, и Арсеньева, что что-то не так в жизни Марины. И тогда он задал прямой вопрос Павлу, и тот так же прямо на него ответил в этом письме, понимая, что юлить бесполезно, что Сергей рано или поздно узнает о том, что в Завидово появился частый визитер.

Андрей Петрович Раев-Волынский, отставной полковник артиллерии Его Императорского Величества, потомственный дворянин. Владелец дома в Москве на Неглинной улице, а теперь и небольшого имения на самом краю Нижегородского уезда. Вдовец, что самое важное из всей информации, что удалось раздобыть Сергею.

— Что ж вы там так часто бываете, господин Раев-Волынский? Медом там что ли вам мазано? — с раздражением прошептал Загорский. А ведь отставной полковник часто бывал в Завидово, судя по тому, что написали ему в последнем письме. А его дед хитер — упомянул о нем лишь мельком, мол, был на службе рождественской да на обеде после нее. Так нет, не только, раз уже и Арсеньев знает об этих визитах.

— Ваше высокоблагородие, — вдруг вырвал Сергея из мыслей голос солдата, что недавно он встретил на валу. — Смотрите, дивно как-то…

Сергей перевел взгляд в сторону аула, куда показывал рукой солдат, и увидел двух всадников, что направлялись к крепости от селения. В неясном свете месяца он заметил, что на них надеты офицерские фуражки, значит, свои. Но кто и откуда? И зачем выезжали?

Всадники подъехали поближе, и солдат сплюнул табак сквозь зубы, что жевал того.

— Эй, это ж его благородие штаб-ротмистр Стрелков. Везут что-то. Мешок что ли?

Один из всадников действительно что-то вез на крупе лошади перед собой. Вначале Сергей принял этот сверток за ковер, судя по его размерам, но после разглядел одну странность и напрягся, ощущая, как холодеет в душе. Неужели…? Может ли то быть…?

Давеча вернувшись со свадьбы в ауле, Стрелков был молчалив на удивление, только ус покусывал задумчиво. Сопровождавшие его офицеры рассказали со смехом, что того пленила красота дивной черкешенки, что была в числе помогавших на пиру женщин. И вот теперь Стрелков возвращается в крепость под покровом ночной темноты, когда все выше стоящие офицеры должны спать, а караульные без особого сопротивления пропустят в крепость этот странный груз да еще и умолчат о нем, побаиваясь гнева ротмистра.

Тем временем, Стрелков и его товарищ по этой авантюре въехали в крепость и остановились у дома, где у штаб-ротмистра была отдельная комната. Он легко снял с лошади свой драгоценный груз и перекинул его через плечо. Повернулся, чтобы зайти к себе, и лоб в лоб столкнулся с князем Загорским, что стоял ныне напротив него, преграждая ему ход.

— Вы сейчас же увезете ваш груз обратно! — приказал ледяным тоном Сергей штаб-ротмистру. Но тот лишь выпятил челюсть, чувствуя, как в нем закипает гнев. Его столь сильно раздражал этот князь, так нежданно свалившийся на их головы прошлой осенью, что не было мочи. А уж когда новоприбывшего ротмистра поставили на должность помощника коменданта крепости, то уж сам Бог велел Стрелкову возненавидеть его!

— Что вам угодно, князь? Я привез новый ковер из аула. Выменял его. Это уставом не возбраняется.

Сергей ничего не ответил, только рванул на себя за мундир штаб-ротмистра, потакая своему давнему желанию.

— Какой странный у вас ковер! И, вестимо, надо запирать двери за ним, ибо глядишь, убежит прочь, ведь он с ногами.

И, действительно, с одной стороны ковра, что висела за спиной Стрелкова, в свертке виднелись маленькие грязные пальчики.

— Вы соображаете, что вы делаете? Вы хотите вызвать недовольство населения своим безрассудным поступком? Ныне, когда наши позиции и так шатки в этом краю?

— Ах, оставьте, вы не знаете дела! — вывернулся из его рук Стрелков, по-прежнему придерживая свою драгоценную ношу. — Да, там черкешенка. Но ее никто не будет искать! Ее брат сам отдал мне!