В тебе моя жизнь...

Марина отняла руки из ладоней Катиш, отошла от нее и снова заняла место за столом, задумавшись над словами девушки, что не отрывала от нее внимательных глаз. Наконец, после затянувшегося молчания, Марина произнесла:

— Я дам свое позволение, Катерина Михайловна. Нет-нет, не спешите благодарить, — проговорила она, останавливая Катиш в ее порыве кинуться на колени пред невесткой и целовать руки. — У меня есть условие, и быть может, оно не придется вам по нраву. Вы молодая девушка, и я убеждена, что вам не место в обители с вашими страстями в душе. Время лечит любые раны, исцелит и ваши когда-нибудь, сотрет из памяти это горе, эту боль. И кто знает, что уготовано вам далее на жизненном пути? Быть может, ваше решение — всего лишь contemptu mundi еt fuga seculi[569], бегство от этого мира. Но это ваш выбор, и я не буду настаивать на своем, уважая его. Одно лишь условие — вы не примете послушание до вашего совершеннолетия. Вы поедете в монастырь трудницей[570], начнете путь в монашество с самых начал. И коли и по истечении этого срока, ваше желание принять постриг не ослабнет, я не буду препятствовать вам в этом.

Спустя несколько дней Марина отвезла Катиш в Нижний Новгород в Крестовоздвиженский монастырь, где когда-то сама искала покоя своей исстрадавшейся душе, оставила ее в тех стенах трудницей на три года, что должны были пройти до ее совершеннолетия. Та без сожаления рассталась с мирским платьем, облачившись в плат и простое платье, как и остальные трудницы и белицы, что жили в монастыре. На прощание они крепко обнялись, сами не ожидая друг от друга тех эмоций, что оно вызвало в их душах. Для Марины это расставание было словно последнее прощание с прошлыми днями, что когда-то были в ее жизни, обрывалась одна из последних нитей, что связывали ее с супругом.

— Храни вас Господь, Катерина, — прошептала Марина, обнимая золовку. Она каким-то шестым чувством знала, что та не переменит своего решения, что не покинет этих стен более, и по истечении установленного срока все же примет послушничество.

— Храни и вас с Элен Господь, Марина Александровна, — карие глаза, так похожие на глаза Анатоля, что оторопь брала, сейчас смотрели на Марину с пониманием и некой симпатией. — Я буду молить о вас Господа неустанно, молитесь и вы обо мне.

С тяжелым сердцем покидала монастырь Марина, размышляя о том, что она что-то упустила из вида, что-то, что помогло ей убедить Катиш не оставлять мирской жизни, не уходить от мира за эти стены.

— Не думай о том, — сказала ей тогда на прощание мудрая матушка, настоятельница монастыря. — Ежели Господь явит свою волю, кто таков человек идти супротив нее и сомневаться в истинности происходящего? Раз ей суждено идти эти путем, она им пойдет.

Марина понимала это, но все же легкая грусть сожаления о выборе золовки не покидала ее. Зато тетушки, которых Марина навестила перед отъездом в Завидово, приняли решение Катиш без какого-либо удивления.

— Знать, такова судьба, — тихо сказала одна, утирая слезы, навернувшиеся на глаза, а вторая промолчала, только гладила более часто свою собачку, слегка дергая ту за шерсть на загривке. Они расспросили Марину о погребении своего племянника, на котором они не смогли присутствовать по состоянию здоровья, жалостливо качая головами и то и дело вздыхая о его судьбе. Марина с горечью заметила, как старушки сдали в последнее время, как отразилась на них эта смерть и эта трагедия, что свершилась в их судьбе, и дала себе слово почаще навещать их, привезти дочь сюда, в этот небольшой дом с палисадником, сразу после Рождества.

С первым снегом в Завидово вернулся управляющий, привезший с собой многочисленные расходные книги со сведениями об остальных имениях и хозяйствах семьи Ворониных в других губерниях. Для него весть об уходе Катерины Михайловны из мирской жизни стала новостью и носила отличный характер, что для Марины.

— Что монастырь получит? Земли? Урожаями? — сразу же переспросил он хозяйку. Та недовольно взглянула на него.

— Мы еще не обговаривали с матушкой этот вопрос. Пока Катерина Михайловна трудницей ходит, будем в монастырь часть оброка с поместий, что по завещанию ей отошли, слать. А после эти земли монастырю отпишем и денежный взнос сделаем в той сумме, что в завещании оговорена. Это собственность Катерины Михайловны, а значит, ей и распоряжаться ими.

Василий Терентьевич покачал головой. По его лицу было видно, что ему жаль тех земель, в которые он столько лет вкладывал душу и свой труд, но такова была судьба многих владений дворян — они делились, переходя по наследству, либо как плата по долгам в другие руки.

Марина тем временем углубилась в книги, что привез управляющий, задавая ему то и дело вопросы. Щавелев удивлялся, как быстро схватывает эта маленькая женщина основы хозяйствования, как быстро вникает в самую суть. Вот и сейчас, водя пальчиком по графам с цифрами доходов и расходов одной из фабрик, она недовольно хмурилась, недовольная суммами долгов по выплатам за товар.