Курс прерывать нельзя, злорадствую, и два пакетика парацетамола жую, таблетками с пенициллином закусывая. Башка уже не болит, а вот в желудке от голода режет. Запиваю лекарства, рву упаковку и сухую лапшу наяриваю зло. Хруст на всю камеру. Это ролтон, смертные.
Подкрепившись, ложусь на бетон. Устал. В зеркало язык рассматриваю. Что у нас здесь. Ну прикол, розовые крупицы блестят, в хороводе по траектории одна за одной плывут, а это что за вид магии? Целая ромашка в восемь лепестков наложена, то есть целых четыре знака бесконечности. Не хило. Представляю, что нет крупинки в хороводе, и через мгновение уже не наблюдаю. Сама линия существует ещё секунд десять, пока все крупинки не исчезают, утыкаясь в пропасть. Экономя силы, убираю ещё три цепи. Закрываю рот, и думаю... Контур в камере также бы пропал, с каждой секундой промедления им было сложнее восстанавливать, балакая свои заклинания или песнопения. Бедолаги!
— Эй, — мямлит мой язык негромко, и теперь я уверен полностью, что сработало, дальше уже уверенней: — Тронете моих соратников, и я до каждого доберусь. Слышите? Предатели. Бросили меня тут подыхать. Гунуа? Что затаился? Старый ты петух, не зря Ольви с тобой не общается, и мать моя не зря меня предостерегала...
Последние фразы уже шепчу. Веки слипаются.
— Я не вампир, не дождётесь, не вампир... — кажется, что уже только в мыслях это и на губах беззвучным выдохом.
Сколько так провалялся понять сложно. Проснулся от лучей солнца, бьющих прямо в глаза. Уже до середины доехала верхняя плита и её продолжают с мерзким скрежетом отодвигать.
На бок поворачиваюсь, чтобы солнце не слепило. Затаив дыхание, жду... Не дымлюсь, не плавлюсь. Греет кожу только. И всё равно подгребаю распатроненные пластины с таблетками и пихаю в рот.
Заскрежетало уже внизу, вероятно открывая какую — то потайную дверь.
— Дайте воды, живее, — слышу я голос Деодора.
Он и приподнимает меня полудохлого. И льёт мне в рот из фляги.
— Пробуй подняться, — говорит мне, не отрывая радостного взгляда.
— Мастер, не стоит. Он пять дней без еды и воды, — раздаётся незнакомый женский голос.
Пять сука дней. Уроды.
— Ты его не знаешь, Райна, — бросает Деодор, подавая мне руку.
Хватаю слабым хватом, помогает второй, подтягиваюсь с усилиями на грани, коленки подкашиваются. Но это лишь первое мгновение. Моё тело укрывает плащ.
— Достаточно нам солнца, какие ещё нужны доказательства? — Фыркает Вебисида, которая тоже оказалась здесь!
Выхожу из карцера сам, при поддержке двоих моих наставников. Оказавшись в зале, вижу Гунуа с раскрытой варежкой и ещё шестерых мужчин с двумя женщинами, судя по всему это его магическая команда, которая противостояла мне. Все бледные, синяки под глазами, лица ошарашенные. За нами третья женщина выходит, на лекаря смахивает.
Гунуа рот раскрывает, видимо, желая что — то сказать, а мне в морду хочется дать, ковыляю дальше мимо впереди наставников.
— Только так мы могли заглушить связь с Высшим и замедлить обращение, — выпалил вслед верховный маг в своё оправдание.
Молчу. Отвали предатель, я всё слышал.
— Как он сумел не обратиться?! — Ахают за спиной в основном магички.
— Позже спросим, — шепчет в ответ один из магов.
— Это невероятно...
В третьей комнате с деревянными лавками маг — лекарь Райна, чёрненькая высокая и худощавая женщина лет сорока, взялась осмотреть меня, но я послал её нахер. Один из магов принёс и вручил мне мои обереги. Когда одел артефакт Ольви, он сразу стал отдавать...
Получив от Деодора заверения, что мои соратники целы, в решительности стоят на входе в пыточное крыло Гунуа вот уже который день, я откланялся. Явил портал и свалил на Утёс, невзирая на все возражения. И вылавливая новую волну изумления от его учеников.
Кажется, со мной всё же что — то не так.
Глава 16
Серебра, Света и Пенициллина!
Следующие три дня я усердно и регулярно принимаю свои лекарства и продолжаю посылать ко всем чертям Гунуа с его лекаршей Райной. Борозды на руке затянулись быстрее, чем ожидал. Не осталось и следа, и это настораживало.
Каждое утро с восходом солнца, выхожу во двор особняка, проверить, не начинает ли плавиться моя кожа. Ещё я до жути боюсь, что Высший начнёт посылать мне сигналы, с которыми не сумею справиться.
Но Вейзевул молчит.
Прошло четыре дня. Я полностью восстановился физически. На повестке дня возник вопрос моей собственной безопасности. Меня стало бесить, что Гунуа не обламывается, появляясь прямо у меня в покоях. При этом может явиться хоть ночью, придушить, ослепить или лишить дара речи, чего проще — снова кинуть в тот карцер на очередные испытания.