В темноте

В тот день я засиделся в гостях допоздна, и метро оказалось закрытым. Следующее, что мне пришлось увидеть, это разводка крыльев Дворцового моста. Зрелище, конечно, впечатляющее. Только по тем временам это означало, что остаток ночи мне приходилось проводить здесь, в самом центре города. Такая история могла произойти только в одном известном мне городе, Ленинграде – Петербурге. Тогда это могло послужить веским оправданием одного из супругов, ночевавшего не дома, а в каком-нибудь другом неизвестном романтическом месте.

Возвращаться назад, обратно к друзьям мне уже не хотелось. Теплая летняя ночь в Петербурге не слишком утомительна. Посетив на набережной, стоявший у причала четырехмачтовый парусник «Седов», прибывший из своего первого кругосветного плаванья, я направился к Невскому проспекту. Дальнейшая неопределенность своего положения не слишком меня огорчила. Людей вокруг было уже немного. Подсветка исторических зданий, сверкающие неоновые огни придавали городу праздничный и беспечный вид. Петербург жил своей другой, малоизвестной мне ночной жизнью.

Правда, это время суток «ночью», в прямом смысле, назвать было нельзя. В Петербурге стояли белые ночи. Темнота лишь на мгновение коснулась городских переулков и тихонько отступила. Какое-то странное пограничное состояние между светом и темнотой за пределами реального мира. Край горизонта у Петропавловской крепости полыхал огнем, со стороны Невы подтягивался туман.

Свернул на Садовую. Улица впереди была совершенно пуста. Темные проемы окон, шаги мои эхом гулко слышались за квартал. Совершенно терялось ощущение времени. Нас в мире только двое – я и город, застывший одной серой каменной массой. Меня не покидало ощущение тревожного ожидания. Неожиданно в конце улицы медленно выплыл мрачный силуэт Михайловского замка. Его башня, отсвечивавшая кровавым светом, темневшие красные стены придавали ему зловещий вид. Над крышей с криком поднялась стая ворон…

Сегодня это единственное здание в России, воплотившее в себе черты средневекового рыцарского замка и роскошного дворца. Дворец – крепость на месте слияния рек Фонтанки и Мойки отделенный от остального города рвами с водой и крепостными стенами, пушками и многочисленными постами солдат. Такой была последняя резиденция императора Павла, боявшегося угрозы дворцового переворота. Как известно, все это не спасло императора, который позволил себе посягнуть на святые привилегии дворянского сословия. В ночь с 11 на 12 марта 1801 года, он был зверски убит заговорщиками. Многое изменилось в облике замка, но он и сейчас оставался самым загадочным местом Петербурга.

В окнах замка все еще горел свет. И тут я вспомнил, что сегодня в городе «Ночь музеев». Значит, туда можно было свободно войти. Мысль о том, чтобы провести эту ночь под крышей овеянного легендами места, страшно увлекла меня. Перейдя через мост, я оказался в восьмиугольном внутреннем дворе-колодце. По счастью, в эту ночь музей действительно работал. С трудом отворил тяжелые дубовые двери и вошел в замок.

Пройдя через милицейский пост, поднялся по узкой лестнице на второй этаж. Это была та самая лестница в 44 ступени, по которой в роковую ночь шли разгоряченные вином заговорщики. Не торопясь, переходил из одного зала в другой. Все помещения богато отделаны бархатом и золотом. В это время суток они были почти пустыми. Роскошный, в темно-красных тонах, тронный зал императрицы Марии Федоровны. Остановился у портрета императора Павла, кисти художника Феодосия Яненко. Император на картине был изображен в полный рост, в треуголке, с тростью, при знаке гроссмейстера Мальтийского ордена…

От прежнего дворца теперь осталось немного. Личные покои Павла давно перестроены. На их месте появились лабиринты служебных помещений. Большинство залов пустовали и предназначались для экспозиции живописных полотен Русского музея. Пришлось испытать легкое разочарование. Между тем, ноги давно уже налились свинцом от усталости. Взяв свободный стул, присел за колонной с античной кариатидой. Получилось слева от входа в бывшую спальню императора. Глаза мои закрылись против воли, даже не заметил, как погрузился в блаженную дремоту.