В темноте

Мы часто вспоминали о времени, проведенном под землей, но почти никогда не говорили об этом с друзьями или родственниками. Периодически нам попадались на глаза статьи о львовском гетто, или мы чувствовали запах, переносивший нас в прошлое, или ели суп, напоминавший по вкусу стряпню Вайнберговой, или мы встречали на улице человека, похожего на кого-нибудь из членов нашей подземной семьи… Конечно, многое хотелось забыть, но это значило бы забыть свою жизнь. Да и не все воспоминания были неприятными. А песни и сценки, написанные моим отцом? Анекдоты Корсара? А Соха? Ощущение тепла и покоя, которое охватывало нас каждый раз, когда он приходил? Парадоксально, но факт: мы никогда так не смеялись, как во время наших комических представлений в подземелье! Не потому ли, что контраст между счастьем и горем был так велик, что мы хватались за любую возможность продлить и усилить чувство радости?..

В 1957 году мы уехали в Израиль, где, по мнению папы, нас ждала новая, более счастливая жизнь. Перед отъездом из Польши мы заглянули в Гливице попрощаться с Вандой и спросить, не можем ли мы чем-нибудь ей помочь. Ни в какой помощи она, конечно, не нуждалась. В доказательство своих слов она отвела нас в кухню и показала на стоящую в углу большую угольную плиту. Плита была очень старая, и ее, судя по всему, не использовали по назначению много лет. Ванда отворила тяжелую железную дверь топки.

– Не волнуйтесь за меня, – сказала она. – Все, что мне нужно, тут. Мне хватит этого до конца дней.

Отец заглянул в топку и увидел аккуратные пачки злотых, драгоценности и столовое серебро – многое из того, чем он платил Сохе. Сколько бы ни тратил наш ангел-хранитель на продукты и прочие припасы, сколько бы ни отдавал из своего кармана Ковалову и Вроблевскому, сколько бы ни заплатил за свою таверну перед гибелью, у него осталось небольшое богатство. Папа не имел претензий к Ванде. Когда-то все это принадлежало ему, но теперь эти деньги помогут жене и дочери его Польдю.

– Значит, так должно быть, – сказал он.

Позднее папа сказал мне, как он был рад тому, что у Ванды остались эти деньги, что все пережитое нами всеми было не зря.

В Израиле никто не говорил о войне. Никто не говорил о Холокосте. Все, через что нам пришлось пройти, причины, по которым мы оказались в этой стране, остались в прошлом, и их не было смысла лишний раз вспоминать. Таковы были настроения евреев, населявших нашу новую родину, и во многом они перекликались с теми принципами, к которым мы сами пришли в Польше, но здесь им следовали десятки тысяч людей. На каждом шагу мы встречали выживших в гетто и лагерях евреев. На каждом шагу мы встречали людей, истории спасения которых по драматизму не уступали нашей. И в автобусах, и на площадях мы видели мужчин и женщин с номерами на руках, выдававшими в них узников концлагерей, но говорить об этом было нельзя. Можно было только отвести глаза в сторону. Я очень долго привыкала к этому, пытаясь сопоставить пережитое ими с тем, через что пришлось пройти мне. Мы и сами давно уже разговаривали о тех временах только между собой. Мы и сами давно уже старались забыть годы немецкой оккупации. Да, мы чудом спаслись, но и все остальные вокруг нас тоже могли считать свое спасение чудом. Среди нас не было тех, кому это далось легко. Если ты был здесь, среди нас, значит, ты прошел через страдания.

Когда мы приехали в Израиль, я была уже взрослой девушкой, и та «внутренняя» эмоциональная жизнь, которую я научилась держать в тайне от всех еще во время советской оккупации, с годами только углубилась. Теперь мы месяцами могли не вспоминать прожитые под землей месяцы. Эти воспоминания, как и сами канализационные тоннели, были спрятаны под поверхностью нашей жизни. Я силилась разобраться в этом и со временем поняла, что все вокруг носили с собой такой же тяжелый груз памяти. Везде вокруг нас были евреи, выжившие благодаря какому-то своему стечению счастливых обстоятельств и маленьких чудес. Все вокруг носили тяжкий груз больших потрясений и бед.

Было бы несправедливо говорить, что наш груз тяжелее. Он был просто наш, и ничей больше, и мне нужно было нести его с гордостью, шагая дальше по жизни.

Благодарности

Очень нелегко рассказывать историю тяжелой жизни. Мне повезло, и рассказать историю моей жизни мне помогало множество талантливых профессионалов. Я благодарна талантливому и скрупулезному редактору St. Martin’s Press Николь Арджайрс, с большим энтузиазмом работавшей с моей рукописью. Большую помощь оказывала и ее ассистент Кайла Макнил. Я очень ценю их помощь и проявленное ко мне добро их многочисленных коллег по издательскому дому. Больше всего я благодарна им за то, что они решили помочь мне рассказать о своей жизни.

Еще я хотела бы поблагодарить своего литературного агента из Trident Media Group Джона Силберсака за веру в этот проект и горячую поддержку.