Старые слуги громко охали от радости и хватались за сердце: сын хозяина вернулся с войны! Ах, как возмужал! Ах, жив, здоров! Не калека! Руки, ноги на месте! Юные служанки, впервые видевшие Филипа Нортона, бросали свои дела и, восторженные внешностью этого статного мужчины, смотрели ему вслед. Таких красавцев этот замок еще не видел! Эти длинные белые кудри, это несколько продолговатое, но красивое лицо, эти невозможно ослепительные, голубые, как летнее небо, глаза! Он высок, его грудь так широка, а левая ладонь грозно покоится на рукоятке большого меча, спрятанного в металлические ножны! Кто он? Откуда прибыл?
— Как похож на нашу мисс Альенору! Может, брат ее? — все же догадалась одна из девушек, когда знатный красавец в богатых одеждах скрылся за углом широкого каменного коридора, украшенного дорогими гобеленами, среди которых особое место занимал огромный темно-зеленый гобелен с древом Нортонов.
Пошептавшись, девушки сошлись на мнении, что неизвестный им красавец и вправду был братом мисс Альеноры, а значит, сыном сэра и леди Нортон, и поторопились найти кого-нибудь из слуг постарше, чтобы выпытать у бедолаги все известное ему о молодом красавце Нортоне.
Но Филип совершенно не замечал похотливых и восхищенных взглядов служанок: перед его глазами стояла медноволосая Бригида, его невеста, такая скромная, такая робкая… Как сладко будет собственноручно раздеть ее в их первую брачную ночь! Конечно, снять с нее подвенечное платье ему не дадут, но все же ему достанется самый лакомый кусочек одеяния невесты: ее белое, длинное, ночное платье. Он снимает его медленно, так, чтобы не напугать целомудренную Бригиду, а когда платье окажется на полу, он покроет тело невесты мягкими нежными поцелуями…
Зайдя, без стука, в покои отца, молодой Нортон с неудовольствием обнаружил, что того в комнате не было. Однако бродить по замку и саду Филипу не пришлось: уже открыв дверь, чтобы покинуть покои, он едва не сбил с ног своего собственного отца.
Коротко вздохнув от неожиданности, отец бросился обнимать своего сына.
— Вернулся… Вернулся! — горячо прошептал сэр Нортон, не выпуская Филипа из своих любящих крепких объятий.
— Я же сказал, что вернусь, отец… Вот он я! — дрогнувшим голосом, полным нежности и радости, отозвался Филип.
— Шесть месяцев! Ни одной весточки! — всхлипнул сэр Нортон, отстраняясь от сына. Затем он обхватил родное гладковыбритое лицо Филипа ладонями и, словно не веря, что это не было сном, сжал его с такой силой, что молодому воину пришлось со смехом отвести от себя эти большие теплые ладони отца.
— Как ни одной? Я послал два письма! — удивился Филип, но затем звонко рассмеялся. — Но Дьявол с ними! Как я рад видеть вас, дорогой отец! Какую знатную бороду вы себе отрастили! Пора косы заплетать! Разве вы не слыхали, что нынче при королевском дворе все подражают Генриху и его короткой бороде? Вы ведь часть этого двора, пора бы и вам избавиться от этих косм!
— Полно, сын мой, полно! Пусть молодые портят свои бороды, а мы, старики, останемся верны прежней эпохе, — ничуть не обидевшись, добродушно улыбнулся сэр Нортон и похлопал сына по плечу. — Какой наряд! Будто не с войны вернулся, а на свадьбу!
— Как же ловко вы меня раскусили, отец! Я женюсь! — уже более серьезным тоном промолвил Филип, и его красивое лицо осветила счастливая улыбка. — Я мечтал об этой девушке пять лет, и вот она дала мне свое согласие!
— Уже дала?
— И ее отец, разумеется.
— Когда же ты успел? Должно быть, какая-нибудь испанская страстная роза?
— Лишь одна девушка смогла покорить меня. Лишь одна роза. Роза, рожденная моей любимой родной Англией.
— И имя этой красавицы…
— Бригида Гиз.
Счастливый огонек в голубых глазах сэра Нортона погас, уголки губ опустились.
— Зайдем-ка в мои покои, сын мой… — начал было он.
— Что не так, отец? — перебил Филип: от него не укрылась тень, вдруг омрачившая чело отца.
— Заходи, заходи… Нечего нам стоять здесь, посреди коридора! — Сэр Нортон едва ли не силой втолкнул сына в свои покои, затем быстро зашел сам и плотно закрыл за собой дверь.
Глава 7
— Филип! Ты вернулся!
Через мгновение Альенора повисла на шее своего старшего брата, а тот, смеясь, закружил ее, как делал это до того, как ушел воевать. Любящие сестринские объятия, этот любимый звонкий голос, это изобилие чувств, эта ангельская улыбка… Как он скучал по всему этому! Хотя между братом и сестрой была разница в четыре года, она никогда не давала Филипу маяться от скуки, а он, как и их отец, потакал всем ее прихотям. Долгие годы европейских войн, залитых кровью врагов и друзей, ужесточили характер молодого Нортона, но для своей «маленькой сестренки» он оставался все тем же Филипом.
— Как ты выросла… Еще вчера бегала по лестницам за собаками отца, а теперь поди пойдешь к брачному алтарю! — восхищенно смотря на сестру и любуясь ее родными чертами, сказал Филип. — Должно быть, все местные лорды, холостые и женатые, от тебя без ума!