В тени аллей

Зина, отправляясь на учебу в школу, в центр посада, а затем, возвращаясь, не могла пройти мимо окон большого дома, в котором жил Володя, незамеченной. Дом этот стоял на Стрижеевке, ― пятый от угла. Сейчас он принадлежит чужим людям и уже не пятый от угла, а всего лишь второй. Но, что главное? Им было по пути. А оттого я могу представить, что они могли видеться. Мне неизвестно были они одногодками, учились в одном классе или же разных ― вариантов не исключаю. Я даже допускаю то, что молодые люди могли сидеть за одной партой. А еще, Володя и Зина наверняка встречались летом, когда занятий не было, и учеников отпускали на каникулы. Это могло происходить из-за того, что земельный надел прадеда Павла, ― отчества я его не знаю, ― затем моего деда, очень узкий, шириной метров двадцать, не больше, ― дома тогда в посаде ставили плотно, ― тянулся параллельно улице Сибировки до Щурова Лога и любая на нем работа, могла просматриваться из окон стоящих напротив домов. Что если Зина тайком наблюдала за Володей и при необходимости, будто случайно, прихорошившись, выходила за калитку. Такое могло происходить, правда, нечасто: их огород за домом тоже требовал приложения сил.

Из детства мне запомнилась корявая яблонька на конце огорода, принадлежавшего на тот момент моим родственникам дядьке Максиму и тетке Арише, как и сам дом. По осени она была вся облеплена мелкими, вяжущими рот, плодами. Хороши яблоки были лишь только после заморозков. Так вот, я любил забираться на эту яблоньку, подолгу сидеть на ней и распевать свои незатейливые песни. Однажды, когда я спустился вниз и увидел дядьку Марка, узнал: меня на нее потянуло не зря. Он рассказал, что в детстве сам не раз прятался в ее ветвях от родителей, и не только: ― «Я, как и ты, громко распевал на ней свои песни …», ― затем мой родственник тихо засмеялся, больше ничего не выдавив из себя. Отец лишь только я упомянул о разговоре со своим дядькой, уточнил: ― «Сеня, ты не поверишь? Он летать хотел, ну как та птица. Вначале спрыгнул с бани, а затем привязав веники к рукам уже и с яблони».

Забираясь на яблоньку, я видел дом бабы Гаши, невольно заглядывал в его темные окна. Отец мог также это делать, однако в отличие от меня что-то видеть, например, силуэт своей красавицы Зины. Он знал родителей девушки, брата и даже младшую сестру, впоследствии прозванную в Щурово ― Иркой Смаленной из-за того, что она, как-то раз разжигая печь, замешкалась и огонь, неожиданно вспыхнув, опалил ей знатную шевелюру.

Для встреч у моего отца ― на тот момент подростка Володи с девушкой Зиной препятствий не было. Он очень рано почувствовал себя взрослым. Это не то, что сейчас: молодые люди, окончив колледжи и даже институты, до тридцати-сорока лет из-за неустроенности, мыкаются ну что те дети. У меня хватает примеров. Мы тут никак не оженим племянника, а еще крестного нашей внучки, брата зятя нашей дочери и это далеко не весь перечень молодых в кавычках, людей, ждущих своего семейного счастья или же горя. Это как у кого получится ― неизвестно. Ничего такого подобного в то время не было, да и не могло быть.

Что я знаю: подросток Володя, в свои двенадцать-тринадцать лет не только учился в школе, на нем лежало много других обязанностей. Ждать помощи ему не приходилось: братья и сестры от первой жены его отца ― моего деда давно отделились и жили своими семьями. В доме крутилась лишь сестра Ира ― девушка на выданье. Она не была ему помехой, но и помощницей тоже, так как подчинялась матери ― Вере Борисовне, а еще все свободное время, которое у нее имелось, отдавала тому, что выбирала себе суженного из солдат. Их в Щурово человек пятьсот стояло. Мой дед Иван Павлович в домашнее хозяйство никогда не вникал, так как часто бывал далеко от дома. Он зарабатывал деньги, занимаясь отхожим промыслом, ― отменно клал печи, ― люди говорили: хаживал даже в Москву. Иван Павлович с сыном был строг и даже за выполненную работу мог не только похвалить, но и, усмотрев пустяковые недостатки, наказать.

Заготовка дров на зиму для Володи являлась в дни летних каникул основным занятием, и он старался: ленив не был, часто схватив двухколесную тачку, отправлялся в Щуров лог. Путь его пролегал вдоль Стрижеевских огородов по улице Сибировке по колее, выбитой волами, таскавшими изо дня в день из Зелененского леса на местную пилораму огромные бревна. Я застал этот метод транспортировки леса и видел все своими глазами. Так вот подростку Володе необходимо было, добравшись до конца улицы, свернуть с колеи влево и уже проторяя свою колею забраться в бурелом зарослей низкорослого молодняка. Часа два-три работы топориком и вот он, толкая нагруженную доверху тачку с дровами, торопился домой, останавливаясь, чтобы перевести дух он мог заговаривать с Зиной и даже назначать ей тайные встречи и ни где-нибудь, а в известном парке, ― в тени аллей.