В тени аллей

Мой родитель не зря когда-то приглянулся красавице Зине. Он был не только смекалистым и работящим парнем, но и красив ― чист лицом, ― у многих его друзей оно было обезображено оспинами. Был у Володи и один недостаток ― низок ростом, ниже моего деда Ивана Павловича. Такого, конечно, быть недолжно: дети обычно вырастают выше отцов. Возможно, это из-за того, что он родился в голодное время. Люди питались ягодами, грибами, травами всем, чем можно. Мне известно: родные старшие сестры отца за исключением Иры ― Анна и Дуся не выжили. Они умерли от истощения. А еще, брат моей бабушки ― Петр Борисович. Такое тогда было время. Для Зины, я так думаю, рост особого значения не имел. Они соответствовали друг дружке, были ровня. Не зря же Володя тянулся к девушке.

Мой отец рассказывал мне, что в то далекое время никакого обязательного среднего образования не было:

— Детям, достаточно было закончить хотя бы четыре класса и все. Учиться дальше или нет? ― зависело от желания не только родителей, но порой и самих детей. Я хотел учиться, ― говорил отец, ― а вот мой брат Марк ― нет. Для того чтобы ему выдать хоть какой-то документ об образовании к нему долго ходили учителя, однако так ничему и не научили. Он даже начальную школу не закончил и всю жизнь вместо подписи, подобно французскому королю Генриху первому ― супругу дочери Ярослава Мудрого, ставил в бумагах крестик. Я же, закончив «маленькую школу», обучение не бросил и, зная, что в старших классах за него нужно будет платить: на тот момент оно стоило, пусть и небольших, но ― денег, ― перевелся на вечернее отделение и устроился учеником в сапожную артель имени Чкалова к знаменитому тогда на всю округу двоюродному брату Максиму. ― Отец мне показывал свою чернильницу. Она имела закручивающуюся пробку и не могла в дороге пролиться. На занятия подросток Володя носил ее в кармане, очень ею дорожил. А еще сумку, для школьных принадлежностей, не полотняную, а сшитую однажды самостоятельно из лично выделанной кожи.

Я думаю, что красавица Зина могла довольно часто попадаться на глаза Володе не только на Сибировке, или же на Стрижеевке, но и в центре посада ― на Большой улице, когда он выходил из мастерских, и, покуривая «козью ножку», ― смолить его научил брат Марк, ― неторопливо шел домой. Отношения к отцу со стороны бабы Гаши ― матери Зинаиды, ее сестры, да и брата: ― он жил в Щурово, после женитьбы работал шофером и возил директора совхоза, ― по жизни были теплыми. Они уважали моего родителя. Я помню, что, когда у нас не было бани, баба Гаша позволяла нам пользоваться своей с условием: топить ее должен был отец и никто другой. Возможно, другим не доверяла. Я думаю, что, соседка, наверняка желала видеть его своим зятем. Однако, неожиданно двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года разразилась война. Она изменила, ― поломала судьбы многих наших людей. В мире творилось страшное, несусветное ― описать невозможно, да я и не буду этого делать, хотя бы по причине того, что родился несколько позже всех этих событий.

У меня мало информации, да и спросить уже не у кого ― близкие мне люди умерли. Надежда лишь только на память. Я, садясь за компьютер, напрягаю свои мозги, сопоставляя события и факты что-то домысливаю, находя нужные слова, продолжаю развивать сюжет. Порой мне кажется, что я блуждаю по тенистым аллеям старинного Щуровского парка. Мне интересно, каким образом могла встретиться с подростком Володей девушка из поселка Вариново ― Надя ― моя мать и изменить историю его жизни. Из слов родительницы: она его знала еще до войны, видела мельком то в магазине, то на Большой улице у школы. Девушка после окончания у себя в поселке «началки», мечтая в будущем пойти учиться на фельдшера, доучивалась в Щурово. Ей необходим был аттестат за семь классов.

Надя знакома с Володей за руку не была, да и необходимости в знакомстве тогда не видела, хотя однажды, столкнувшись с ним, задержала на парне взгляд. Это из-за его, сказанных с иронией слов: «Сапожки, наверняка, у еврея шила, ― затем он сделал паузу и, неожиданно громко заявил: ― А я бы лучше пошил». ― Нет, не пошил бы он, лучше ― обманул.

Я помню, как однажды жена дядьки Максима ― тетка Ариша похвасталась перед матерью и другими женщинами, шедевром своего мужа ― отменными сапожками. Обувь идеально сидела у нее на ноге. Отец это тоже заметил, и с завистью буркнув: «я тоже могу» ― сшил. Однако они отличались. У отца не было времени самому выделать кожу: та, которую он сумел приобрести на базаре, оказалась несколько толще, и оттого качество обуви было другим.