В тени алтарей

Жутковато стало Васарису, когда он остановился на этой тропе, между двух плотных стен зарослей. Ни звука, ни признака жизни, — только комариный рой жужжал над головой, и от этого жужжания все кругом казалось еще более мрачным и безлюдным.

Но когда он поднялся выше, жуткое впечатление стало рассеиваться. Взору открывался широкий горизонт, исчезло ощущение пронизывающей сырости, на душе становилось покойней и легче. Однако взбираться было трудно. Ноги вязли в песке, скользили, спотыкались о корневища, которые, словно длинные крепкие канаты, тянулись вдоль и поперек тропы.

Изрядно утомленный, поднялся Васарис наверх, а тропа уходила все выше на другой холм, откуда, должно быть, открывался вид на море и залив, на вершины южных дюн, на зеленые сосны и лес в окрестностях Ниды, тянувшийся далеко на север.

Когда Васарис наконец добрался до вершины, вид действительно оказался чудесным. Даль тонула в серебристом лунном тумане. На западе еще играли краски заката. Волнующееся море светилось серебром, расплескивало тысячи отблесков и оттенков, прекрасное и могучее в своей безграничной свободе. Где-то на горизонте, сливаясь с небом, оно поглотило солнце и отбрасывало вверх полосу пламени, не угасающего в течение всей короткой летней ночи.

А на востоке темно и мрачно. Не различишь, где небо, где воды залива. Все скрывается во мгле и в тумане. Только луна выстелила длинную дорожку по чуть зыблющейся глади.

Людас Васарис стоял один высоко над двумя водными равнинами и не отрывал глаз от величественного зрелища, ощущая торжественное спокойствие, словно в каком-то таинственном святилище. Море — светлое, радостное, волнующееся с одной стороны и мглистый, неподвижный, печальный залив с другой казались двумя символами, смысл которых таился в его собственном сердце.

Было уже поздно, но ему неудержимо захотелось идти дальше, к мертвым сыпучим пескам, к вершинам больших дюн, которые, казалось, были уже недалеко. Сосняк вскоре кончился, лишь кое-где торчали кустики ракиты да скудные клочья сухой травы, а дальше один песок и песок — сухой, белый и чистый, волнообразный, словно неожиданно застывшая водная гладь.

Странное смущение охватило Васариса в этом мертвом песчаном море. Оно и пугало его и опьяняло. А эти мертвые пески заманивали и зазывали все дальше и дальше. Они подавляли своим однообразием, внушали ужас, начисто отрицали жизнь.

Васарис все шел. Уже он казался еле различимой былинкой в этом мертвом, безмолвном песчаном море. Но ему хотелось подняться на ближайшую вершину, которая И отсюда казалась довольно высокой. Новый прилив энергии толкал его вперед. Эта поздняя прогулка сейчас казалась ему чем-то обычным, и если бы впереди появилось какое-нибудь человеческое существо, он бы ничуть не испугался и не удивился.

И действительно он заметил на самой вершине движущуюся к нему высокую белую фигуру, залитую лунным светом. Встреча была неизбежной. Вскоре Васарис увидал, что это женщина. Кто же эта храбрая незнакомка, и откуда она взялась здесь в такое позднее время?

Они встретились на самом краю откоса, с одной стороны отвесно спадающего в залив, а с другой спускавшегося к поросшему кустарником берегу моря.

Васарис внимательно поглядел в лицо поздней искательницы приключений и изумленно воскликнул:

— Ты, Ауксе?

Она протянула ему руку и весело засмеялась:

— Ну, не романтическая ли встреча? Я давно тебя узнала, потому что луна светила тебе в лицо. Но если бы ты не окликнул меня, прошла бы мимо, как незнакомая.

— И тебе не стыдно говорить это? — упрекнул он.

— А наше условие помнишь? Срок еще не истек.

— Уже истек. Надеюсь, что ты останешься мной довольна.

— Посмотрим. Ну, об этом после, а теперь проводи меня домой.

— И ты не боишься бродить так далеко по ночам?

— Чего мне бояться? Разве я не привыкла странствовать?

Людас спросил ее, как она попала в Ниду. Ведь она уехала за границу. Оказалось, что Ауксе уже с неделю как вернулась в Литву и дня два тому назад приехала на взморье. О том, что Людас в Ниде, она не знала.

Было уже за полночь, когда они вернулись в городок и распростились у дверей пансиона Ауксе, условившись о завтрашнем свидании. Людас радовался этой необычной встрече, он думал, что Ауксе и сама по нем соскучилась и что оба они охвачены одним и тем же чувством.

В течение нескольких дней, которые Ауксе провела в Ниде, они много гуляли и беседовали на тему о призвании и назначении человека. Казалось, что только теперь они до конца узнали и поняли друг друга. Ничего не утаивая, Васарис рассказал Ауксе о своем разрыве с Люцией.

Ауксе в свою очередь призналась, что ревновала его к ней и что ее самолюбие было сильно задето. Тогда она поборола себя и справедливо решила, что им полезно будет не встречаться некоторое время.