В тени Алтополиса (СИ)

Я слушал Мартьяна, и хлопал по голым ляжкам, гоняя разошедшихся под вечер комаров. А ведь прав механик получается, второй раз я на одни и те же грабли наступаю: сначала на Гамахена накинулся, оказавшегося не при делах, теперь вот на Еремея. Бьюсь башкой об стену, как твердолобый баран – машу кулаками, лезу в драку вместо того, чтобы спокойно разобраться. Прав Мартьян, жизнь - это большая наука. Любят меня наверху, если раз за разом за ручку берут и подводят. Раз показали, как делать не надо, второй, а третьего может и не случиться.

Механик вскоре ушел, а я остался сидеть, расчесывая в кровь волдыри. И только когда на улице окончательно стемнело, вернулся в дом. Застал собирающегося в ночной обход бобыля. Он как раз проверял наплечный ремень, когда я зашел на кухню. Тихонечко, чтобы не мешать, прошел в угол, уселся на табурет и принялся наблюдать. Каждый вечер Лукич делал одно и тоже: проверял затвор, щелкал спусковым механизмом. И всякий раз меня это раздражало, в особенности тот сосредоточенный вид, что принимала его физиономия. Будто важным делом занят… А может так оно и есть, может Лукич таким образом нервы успокаивает? Вон буддийские монахи четками щелкают, а этот патроны перебирает, чтобы глупостей не натворить. Никто же не знает, какая школа жизни у бобыля была. Нашел он единственно верный способ, как с внутренними демонами справится, и теперь пользуется им - успешно, потому как ни разу я не видел бобыля вышедшим из себя. Хотя поводов к тому имелось предостаточно.

- Чего хотел? – Лукич соизволил заметить мое присутствие.

- Я это… был не прав.

Бобыль отложил ружье в сторону и уставился на меня. Его левая бровь приподнялась выше правой, что означало крайнюю степень удивления. Я попытался объяснить свою позицию, но из-за царящего в мыслях хаоса вышла сплошная несуразица.

- Мне это к чему? – перебил бобыль, не выдержав «мэканий» да «бэканий». – К Никанорычу иди - договаривайся. Это у него завтра работник на смену не выйдет. После твоих сегодняшних выкрутасов у Еремея башка три дня трещать будет, если не больше. И это… купи уже вторые штаны, а то ходишь – смотреть стыдно.

На этом разговор наш закончился. Лукич повесил ружье на плечо и, хлопнув дверью, вышел на улицу. Я же остался расчесывать искусанные комарами ляжки. Может и вправду запасные купить?

На следующий день постучался в кабинет к Никанорычу. Дядька Степан нахмурил брови, изображая рассерженного начальника, но чувствовалось, что в душе он давно меня простил. Особенно после того, как Алексей Чижов явился с повинной, не став бегать и прятаться за чужими спинами.

Попенял для порядка за несдержанность, куда же без этого, а в качестве наказания прописал трудовую терапию. Правда в мастерскую меня не пустил. Указал на остов Руссо-Балта, ржавеющего во внутреннем дворе, и велел скрутить с него все что под руки попадется вплоть до мельчайших деталей. Задачка оказалась трудной. Тот же Малюта управился бы за час, а у меня не всегда хватало силенок открутить обыкновенный болтик, что уж говорить про изъеденный ржавчиной. Приходилось работать зубилом, стучать молотком и пинать от отчаяния.

За этим занятием прошло три дня, а на четвертый пришла пора долгожданной встречи со стригуном. Честное слово, лучше бы еще один кузов разобрал. Я настолько перетрухал, что припрятал заточку за пояс. От расписных всего можно было ожидать, в том числе избавления от лишнего свидетеля. Какой дурак станет в живых оставлять, особенно в столь щекотливом деле, где пересекаются интересы сразу нескольких группировок. Фотки получат и чик ножом по горлу.

Мне было страшно… очень страшно. В ожидании встречи со стригой кусок хлеба в глотку не лез. Всю ночь мучали кошмары, а когда проснулся утром, то вдруг понял, что до вечера могу не дожить. От осознания этого скрутило так, что едва смог заставить себя выйти из дома. Шел на негнущихся ногах и жадно вглядывался в лица встречных прохожих. Умудрялся находить новые краски, и что уж совсем удивительно распознавать доселе скрытую красоту. Может на пороге смерти открывается перед человеком великая истина? Иначе откуда возникла эта способность видеть необыкновенное в обыкновенных вещах? В облупленных стенах домов, в перекошенной крыше сарая, разбитом окне? Раньше всего этого не замечал или раздражался без меры, а сейчас глаз отвести не мог, испытывая странное щемящее чувство. Говорят, перед смертью не надышишься. Выходит, что и не наглядишься тоже.

Когда дело дошло до передачи фотоаппарата, руки тряслись, что у пропойцы с великого бодуна. Я все ждал подвоха, когда схватят за глотку и начнут душить или пихнут пером в бок незамысловато. Но все обошлось: стригун остался доволен качеством проделанной работы, забрал старую карту памяти, взамен выдав новую.

- Это еще зачем? – удивился я.

- За надом. Чё хлеборезку свою раскрыл, щегол? Бери фотик и продолжай щелкать дальше.

- Тетрадку?