По мнению ряда историков, важнейшее решение первый император принял, когда переломил тенденцию к формированию региональных особенностей и различий в китайской письменности, которая наметилась в период Сражающихся царств. Если бы он не восстановил единую стандартизированную письменность, “вполне возможно, что закрепилось бы несколько региональных вариантов правописания. В таком случае немыслимо, чтобы китайское политическое единство сохранилось надолго”. Ин Чжэн считал себя уникальной исторической личностью, воплощающей исконную китайскую мечту об обладающем сверхчеловеческой мудростью монархе, который объединил бы китайское культурное пространство и таким образом восстановил бы древний идеал имперского мира и стабильности. Он возвещал о своих достижениях на каменных скрижалях, которые устанавливались на высочайших горах в империи. Он воплощал свой идеал несокрушимой, всеобъемлющей и грандиозной империи во множестве огромных дворцов, которые строились в период его правления, но главным образом – в своем мавзолее, который стал, пожалуй, крупнейшим в мире погребальным комплексом, когда-либо сооружавшимся для одного правителя9.
Его надменность не осталась без возмездия. Первый император провозгласил, что его династия переживет бесчисленное множество веков. Но в итоге она пала всего через два года после его смерти в 210 году до н. э. Причины краха очевидны. Представители других династий и элит не просто лишились независимости и статуса, но и были после 221 года до н. э. тысячами депортированы на территории, всегда принадлежавшие Цинь. Большинство интеллектуалов не принимало всерьез претензии сурового и деспотичного первого императора на звание мудрого и добродетельного объединителя китайских земель, о пришествии которого давно мечтали философы. Его печально знаменитая кампания по сожжению книг имела целью уничтожение частных библиотек, прекращение публичных дискуссий об истории и внедрение единой системы идеологических принципов, устанавливаемых государством. Это упрочило его непопулярность среди интеллектуалов – и особенно среди ученых (включая и тех, кто принадлежал к конфуцианской традиции), мнение которых он обесценивал. Его войны и колоссальные стройки тяжким бременем ложились на население. По одной оценке, после 221 года до н. э. 15 процентов населения Китая было задействовано в строительстве дорог, укреплений и дворцов для династии Цинь. Один только погребальный комплекс императора раскинулся на 65 квадратных километров и возводился силами 700 тысяч рабочих, многие из которых были высококвалифицированными мастерами.
Один современный историк отмечает, что “ни один настолько бессердечный режим не выживает долго”, но проблема заключалась не только в жестокости и эксплуатации. В некоторой степени судьба Цинь напоминает коллапс Новоассирийского царства и правившей там династии. Чрезмерная централизация и концентрация власти в руках императора и его двора принесла краткосрочные выгоды ценой долгосрочной уязвимости. Поскольку династия Цинь стремилась к всестороннему контролю над обществом, издержки на содержание бюрократического аппарата были высоки даже до объединения империи. Попытка внедрить этот принцип на территории всей империи в то время была обречена на провал. Чтобы выжить, династия Цинь должна была быстро адаптироваться к реалиям управления империей, и прежде всего это предполагало создание стабильного союза между монархией и региональными элитами. Вероятно, быстрая адаптация оказалась невозможной в силу традиций Цинь, но всех шансов на выживание династия лишилась из-за борьбы за престолонаследие, которая вспыхнула после смерти первого императора. Пока режим пытался справиться с внутренними конфликтами, ничто не сдерживало мятежные настроения10.
Несмотря на быструю гибель его династии, первый император, несомненно, был одним из самых влиятельных правителей в мировой истории. Вплоть до наступления Нового времени империя оставалась господствующей и единственной легитимной формой государственного устройства в Китае, и это оказало колоссальное воздействие на формирование миропорядка XXI века. В ключевых отношениях последующие императоры и династии продолжали дело Ин Чжэна и опирались в своей политике на созданные им прецеденты. Но тирания так омрачила его репутацию, что признать ценность его наследия было невозможно. Легитимность династии Хань отчасти проистекала из публичного отказа от принципов Цинь. Интеллектуалы-конфуцианцы, которые со временем заняли господствующее положение в идеологическом аппарате Хань, имели все основания очернять память первого императора. Поскольку различные вариации конфуцианства определяли китайскую государственную идеологию до XX века – и даже в некоторой степени до настоящего момента, – отец-основатель Китайской империи оказался заклеймен в величайшей в мире имперской традиции.