Проблема состояла в том, что система работала хорошо лишь при наличии достаточно информированного и мудрого монарха, который был способен назначить надежного первого министра. Хотя Чэнь Пин тактично не упомянул об этом, именно монарх, очевидно, должен был решать, когда первому министру пора отойти от дел. С этой ролью, которая требовала огромной политической информированности и чувствительности, пожалуй, не справился бы ни один другой институт и ни один другой человек в китайском государстве. Тем не менее ожидалось, что правитель, который достаточно сведущ для принятия таких решений, вверит управление страной первому министру, а сам займется ритуалами и жертвоприношениями. Можно предположить, что он должен был оставаться глух к критическим, завистливым и клеветническим речам, которые неизбежно лились в адрес первого министра и проводимой им политики. С другой стороны, по крайней мере одно ухо императору следовало держать востро, иначе первый министр мог дослужиться до потери разума и привести империю и династию к катастрофе. Найти правителя, готового и способного следовать этим несколько противоречивым рекомендациям, было непросто. И все же император, – поскольку был в теории абсолютным монархом, которого не сдерживали никакие правовые нормы, – и являлся единственными источником легитимной власти: он сам определял, в какой степени ему участвовать в управлении собственной империей.
Современным западным читателям может показаться, что бюрократический аппарат и министры управляют государством эффективнее, чем наследственный монарх. Но многое в китайской (и не только) истории говорит об обратном. Предоставленные самим себе, бюрократические группировки легко могли парализовать и разрушить работу правительства. Некоторые принципы конфуцианских чиновников и ученых – например, приверженность идее о сведении налогов к минимуму – могли подорвать эффективность управления страной14.
У-ди, внук Вэнь-ди, правил 54 года и обычно считается самым энергичным из монархов династии Хань. О характере У-ди нам известно совсем мало. Лучшим источником по истории династии Цинь и ранней династии Хань служат “Исторические записки” (“Ши-цзи”), написанные Сыма Цянем, но глава о правлении У-ди оказалась утрачена. Возможно, не случайно. Великий историк не одобрял склонности У-ди к деспотизму. Когда военачальник, которого Сыма Цянь рекомендовал назначить командующим в войне с кочевниками, потерпел поражение, рассерженный У-ди приказал кастрировать своего придворного историка. Очевидно, служба при дворе У-ди была весьма нервным занятием. В период правления император казнил шесть своих первых министров. Когда в 113 году до н. э. он отправился во внеплановую инспекционную поездку по провинциям, два губернатора и несколько чиновников более низкого ранга либо наложили на себя руки, либо были приговорены к казни – и это лишь один из множества примеров. Как часто делают энергичные монархи, У-ди раздул значимость своего личного секретариата в ущерб министрам и институтам управления. Его цель заключалась в том, чтобы сосредоточить власть в так называемом Внутреннем дворце, где главным образом работали евнухи. В тех же целях он назначал некровных родственников на высшие позиции, особенно в армии. Считалось (не всегда верно), что родственники монарха действовали за пределами бюрократических сетей и были лично преданы правителю.
Если отметить ключевые сдвиги в политике, произошедшие в период правления У-ди, можно предположить, что к ним привела лишь сильная поддержка со стороны императора. Например, возродив государственную монополию на железо и соль, режим У-ди взял курс на гораздо более агрессивную экономическую политику. Главной внешнеполитической проблемой при У-ди были отношения с кочевниками хунну. После того как император Гао-цзу в 202 году до н. э. потерпел поражение в битве с хунну, правители из династии Хань в основном задабривали кочевников, откупаясь от них. К моменту восшествия У-ди на престол в правящих кругах уже велись споры о выгодах такой политики с учетом ее цены: она была затратной и унизительной, но при этом не защищала страну даже от почти постоянных мелких набегов, совершаемых группами кочевников, не говоря уже о периодических крупных вторжениях. Поскольку казна была полна, а проблема автономных княжеств оказалась решенной, многие чиновники призывали к более агрессивной военной политике, но война с хунну была сопряжена с ужасающими потенциальными рисками и затратами. В императорских монархиях такие важные решения о войне и мире считались хрестоматийной прерогативой монарха. Одним из первых следствий решения перейти к агрессивной военной стратегии стало введение налога на собственность в размере 1,2 процента – масштабного сбора для финансирования чрезвычайно затратных наступлений на территорию хунну.