к нему. Моджахеды практически молча сидели кучками, как и приехали, не смешиваясь между собой, лишь изредка зыркая на Пожидаева, который бегал вокруг ПАК-200.
Через какое-то время один из душманов отделился от группы и, подойдя к походной автокухне, встал возле ее двери, ожидая, что кто-нибудь выйдет из нее. Сергей в запаре с ведром отходов, думая о своем, спрыгнул с машины и, сделав пару шагов, увидел перед собой духовские ноги. На автомате, продолжая вариться в своих мыслях, он поднял глаза — и мгновенно нажал на «стоп». Пожидаев чуть-чуть не столкнулся с моджахедом, который не-подвижно стоял перед ним и сверлил его глазами. На его лице не дрогнул ни один мускул. Ни одна эмоция не отобразилась на нем. Чего не скажешь о Сергее. Его физиономию украсили смятение и испуг. Это не ускользнуло от неподвижных, про-низывающих черных глаз. И по лицу моджахеда пробежала легкая тень усмешки, но оно тут же опять стало неподвижным, и только губы произнесли:
— Русия, об ва нон1…
Сергей уже оправился от смятения и, примерно поняв, что он хочет, смотря в его немигающие глаза, ответил:
— Об2 аст, нон3 нест, — и уже на тон тише произнес: — Вот урод, напугал, — и направился в сторону какой-то ямы, чтобы выкинуть помои…
— Там духи пить и жрать хотят… просят, — сказал Сергей, вернувшись в фургон и ставя ведро на место, капитану Кова-леву.
— А на х…й они не хотят прогуляться, покуда ветер без кир-пичей? — почему-то Пожидаева спросил начальник столовой,
а не моджахедов.
— Не знаю, — равнодушно ответил Сергей и продолжил ре-зать морковь.
— Ладно, дай им воды. Вон фляга, налей в нее. Да и хлеба дай тридцать пять булок. Все же мирные переговоры. Да и брали мы его для них специально, — сказал капитан и вышел из фургона.
1
–
русский,
дай воды и хлеба.
2
3
72
Когда Пожидаев с Буткевичусом вытащили воду с хлебом на улицу, то увидели, что дух так и стоит возле машины в ожи-дании, хотя они сильно не спешили и с момента их разговора прошло с полчаса.
— На… бери, — указывая на флягу и простынь, в которой лежал хлеб, пренебрежительно произнес Альгис, обращаясь
к моджахеду.
Тот все с тем же каменным лицом подошел, молча взял 45-ли-тровую флягу в одну руку, в другую — простынь с тридцатью пятью буханками хлеба и спокойно пошел к своим, как будто он нес в своих руках две авоськи, в которых было по батону и бутылке кефира.
— Флягу и простынь вернешь! Понял? — крикнул ему вслед Пожидаев и опять, снизив голос, добавил: — Обезьяна безмоз-глая.
Наблюдая за тем, с каким удовольствием духи ели простой хлеб, запивая его обычной водой, и вспоминая, как однажды он видел сарбосов, разгружающих снаряды, Сергей думал о том, что очень сложно будет победить этот народ. Тогда они разгружали КамАЗ со снарядами для САУ. Наши шесть-семь чижей разгружают такую машину не менее трех часов, а те три сарбоса разгрузили грузовик за один час. Они реально бегали
с тяжеленными ящиками весь этот час, так и ни разу не при-сев, а потом так же сели, постелили платок, положили на него только одну лепешку, поели, запивая ее, опять же, только водой, прыгнули в свой допотопный БТР, на котором, наверное, еще фюрер ездил, и укатили.
А их фанатичная религиозность вообще была дикостью для Пожидаева, выросшего в атеистической стране, где в церковь ходили только старушки, и то, как он тогда думал, слегка сбрен-дившие. Чем бы ни занимался афганец, если это не угрожает его жизни и время подошло для намаза, то он все бросал, стелил коврик или платок и молился.
Сергей, смотря на черные лица моджахедов, думал: что его так напугало, когда он неожиданно налетел на духа? Наверное, то, что в нем чувствовалось спокойствие и уверенность, что он абсолютно не боится советского солдата, он хозяин этой вы-жженной солнцем и войной земли. Его черные холодные глаза
73
были полны презрения и ненависти. Они говорили о том, что он с наслаждением отрежет ему голову, извлечет глаза и язык из нее, а кожу, надрезав вокруг поясницы и смакуя каждую секунду агонии, снимет, словно чулок с тела. Они смотрели на Сергея как на давно надоевшего паразита, который долгие годы пил их кровь, страшно досаждая, не давая растить хлеб, воспитывать детей, совершать намаз, покупать и продавать, спокойно спать, который просто не давал жить…
От этих мыслей его на землю спустил крик Гуляева:
— Рядовой Пожидаев, ко мне!
Сергей развернулся и пошел к машине, продолжая слушать реплики прапорщика, которые он выкрикивал срывающимся голосом.
— Ты что, охренел?! Дел невпроворот, а он стоит — бельма выпучил на духов, в носу ковыряется! Давай быстрей сюда!
У них прелюдия закончилась. Жрать хотят. Нужно срочно на-крывать столы в КП. Давай быстрей!.. Бегом!..
Накрыв обед в КП, Сергей с Альгисом сами сели кушать. Такого плова Пожидаев никогда в жизни еще не ел. Действи-тельно, Гуляев был дока в этом деле, и еще одна галочка в его дневнике карьеры четкой, жирной линией легла напротив графы «Повысить».