Низко пригнувшись, раздвигая руками ветви, Кудайназар юркнул в чащу. Пистолет он держал в правой руке, нож взял в зубы: а вдруг не сработает Абдильдов подарок. Кудайназар крался, оставляя прострелянный куст справа, обходя его по дуге. Он крался привычно и уверенно, как на охоте: ногу вперед, ощупать землю, ступню ставить мягко, ногу вперед, ощупать землю… Продолжая вслушиваться, он словно бы видел Бритого, размахивающего своим обрезом, озирающегося, вертящего круглой башкой на толстой шее.
Он увидел его у самого куста: темная туша, тупо шарящая по земле его, Кудайназарово, тело. Кудайназар пружинисто остановился и, радостно чувствуя сильные толчки сердца, прицелился в широкую спину Бритого, на две ладони пониже плечей.
И — не выстрелил. Сунув пистолет за ремень, за спину, он выпустил изо рта нож в ладонь, повернул его лезвием кверху. Нельзя стрелять. Сухой стук пистолетного выстрела отличается от раскатистого грохота обреза, как грохот обреза от небесного грома. Это и ребенку понятно. А раз обрез у Бритого, значит, у Кудайназара — пистолет, и он стреляет вторым, последним. Услышав пистолет Кудайназара, Суек-бай уберет Телегена, раздаст своим людям оружие и бросится на кишлак — против Гульмамада да двух таджиков… Нельзя стрелять. Плохо, жаль.
Бритый отчаялся в своих попытках обнаружить труп или хотя бы раненого и стоял настороженно, выставив обрез. Потом он, как видно, решил расширить круг своих поисков и, уже не производя лишнего шума, шагнул в сторону, оглядываясь и ощупывая свободной от оружия рукой землю. Вдруг он резко выпрямился, поднеся что-то к лицу и разглядывая.
Он стоял теперь спиной к Кудайназару, в нескольких метрах от него. Рука с обрезом была опущена, куцый ствол глядел в землю.
Кудайназар метнулся вперед и, отведя руку в прыжке, воткнул нож в спину Бритого, под лопатку справа. Он хотел — в шею, но не достал: высоко. Бритый уронил нащупанное в траве Кудайназарово огниво и медленно осел на землю лицом вперед, в куст. Укороченный приклад обреза торчал из-под его живота.
Кудайназар с силой потянул приклад к себе. Словно бы помогая ему, Бритый со стоном повернулся на бок. Лицо его было в крови: падая, он проколол себе глаз острым сучком и надорвал глазницу. Смотреть на черную дыру под бровью, пульсирующую кровавым студнем, было страшно.
Отойдя на шаг, Кудайназар поднял обрез и выстрелил Бритому в голову.
— Вот он идет, — сказал Суек-бай.
Кудайназар подымался на пригорок, держа в руке обвисшую от крови тюбетейку Бритого.
Загребая ногами, Суек-бай подался назад, прислонился спиной к мешком сидевшему на кошме Абдильде. Старик крепко обнял его за плечи левой рукой — а в правой, скользнувшей к голенищу сапога, мелькнул узкий, как ремешок конского повода, короткий кинжал. Прижав к себе на миг податливое, ищущее спасения тело, Абдильда, не глядя, вогнал кинжал в грудь Суек-бая.
— Я убил его, — сказал Кудайназар и швырнул кровавую тюбетейку на гору оружия.
— Чего там говорить… — поднявшись, Абдильда за плечи тащил Суек-бая с кошмы. — Я тоже зарезал этого узбекского шакала. Видите? — он оборотился к людям Суек-бая, сидевшим немо.
— Эй, вы! — закричал Кудайназар. — Не вставайте и не шевелитесь! Слушайте меня! Это оружие я забираю. А вы уходите. Сейчас. Кто останется — умрет.
— И лошадей оставьте! — сердито тряся головой, добавил Абдильда. — И яков, яков!
— Эй, Абдильда, езжай за Гульмамадом и таджиками, — приказал Кудайназар. — А вы — идите! Ну! — он поднял винтовку из трофейной кучи и щелкнул затвором. Немедля щелкнул затвором и Телеген и упер ствол в голову своего напарника — часового покойного Суек-бая. Тот, стараясь не двигаться, опустил свой карабин в общую кучу.
— Не стреляй пока, Телеген, — сказал Кудайназар. — Поставь ружье.
Телеген повиновался неохотно.
— Возьми нас к себе, хан, — потирая ушибленный Телегеном висок, попросил второй часовой. — Куда мы пойдем?
— Сколько с тобой идет, как тебя там? — спросил Кудайназар.
— Берды я, туркмен, — сказал часовой. — Из Байрам-Али.
Пятеро выползли из темноты, встали за Берды.
— Остальные — уходите! — крикнул Кудайназар. — Держи! — он бросил Берды винтовку. — Ты подгони сюда лошадей и яков. И присмотри, чтоб эти все отсюда убрались. Телеген, иди с ним!
Подъехал Абдильда с Гульмамадом и таджиками.
— Я молился за тебя Аллаху, Кудайназар, — сказал Абдильда, сойдя с седла. — Этот вонючий узбекский шакал хотел сегодня ночью спать в твоей кибитке.
— Я устал, — сказал Кудайназар. — Поехали в юрту. Вино есть у тебя?
— У русский спирт, — сказал Абдильда и улыбнулся.
— Чего смеешься? — покосился Кудайназар.
— Я не смеюсь, — сказал Абдильда. — Это я радуюсь, дорогой Кудайназар.
Лейла спала, свернувшись на ковре, у потухшего очага. Она не слышала, как подъехал Кудайназар с Абдильдой и Телегеном, как вошли они в юрту, как запалили жировой светильник.
Сев на свое место, Кудайназар легонько потряс ее за плечо. Она вскинулась, глядела мутно.
— Неси воду руки мыть! — сказал Кудайназар, не отпуская ее. — Ну, чего глядишь? Сон, что ли, плохой видела?
— Я сейчас! — вскочила Лейла. — Вода холодная только!