В тени Большого камня

Кудайназар вернулся, говорил с ней, держал ее за плечо. Кудайназар велел ей принести воду!

Телеген разжег огонь в очаге, поставил котел на треногу. Не дожидаясь, пока согреется мясо, Кудайназар выудил пальцами кусок, вгрызся, зажевал. Жуя, взглянул на руку — рука была в засохшей, почерневшей крови. Кудайназар поморщился досадливо, потом засмеялся.

— Эй, Лейла! — позвал он. — Где ты там?

Она уже входила, с кумганом и медным тазом. Держа руки под струей, он тщательно соскребал ногтями следы крови. Вода в тазе, начищенном до розового блеска, стала бурой.

— Давай помолимся, Кудайназар! — сказал Абдильда, когда Лейла, обойдя его и Телегена, подхватила полный таз с пола. — Зачем тебе ссориться с Аллахом? Он спас тебя сегодня от смерти. Когда ты молился в последний раз?

Повторяя вслед за Абдильдой полузабытые слова молитвы, Кудайназар думал о том, что это, пожалуй, неспроста пришла ему вдруг в голову мысль бросить огниво. И почему этот бритый козел так удивился, нащупав его в траве, как будто нашел там собственный кошелек! А не удивись он, не повернись спиной, не опусти обрез — еще неизвестно, чем бы это все кончилось. Нет, неспроста…

— Омень! — пробормотал со всеми вместе Кудайназар и провел холодными, чистыми ладонями по щекам к подбородку.

Телеген, не мешкая, разлил по пиалкам спирт. Мужчины выпили, выдохнули шумно. Мясо шипело, стреляло в горячем жиру.

— Хорошо так жить, — сказал Кудайназар. — Когда жизнь — как это мясо: шипит, стреляет. А на вкус — сладко! — он жевал, чавкал, жадно глотал. — Ешь, Лейла! Сладко тебе?

Лейла часто кивала, «золотые брови» ее звенели: сладко, Кудайназар, очень сладко, очень хорошо! Спасибо тебе, что приехал обратно!

— Что там есть еще? Плов? Боорсаки? Ешьте! Наливай, Телеген!

Телеген ел и пил с удовольствием, Абдильда — через силу. Его заложничество не прошло для него даром. Он устал и хотел спать.

Не успели доесть плов, как приехал Гульмамад с Берды. Услышав хрюканье яков, Абдильда оживился.

— Тащи сюда мешки, Гульмамад! — закричал он, обернувшись к двери. — Тащи, здесь развяжешь!

По содержимому мешков с добычей можно было восстановить маршрут отряда Суек-бая. Туркменские сурого[21] каракуля шапки чередовались с бухарскими халатами, самаркандские золоченые кальяны — с драгоценным хивинским оружием. Где-то по дороге разграбил Суек русскую церковь: из глубокого и мягкого ташаузского тельпека[22] торчал серебряный крест, украшенный жемчугом и финифтевыми образками. Один мешок доверху был набит диковинной едой — колбасами, круглыми сырами, жирной соленой рыбой, винными бутылками. Все это добро Кудайназар велел нести на достархон.

— Дай-ка мне халат поменьше, вон тот, вышитый, — указал он Берды, разваливавшему мешки. Встряхнув халат — из него высыпались, стайкой покатились по достархону серебряные монеты, — он набросил его на плечи Лейлы, неотрывно глядевшей на добычу, загромоздившую пол-юрты.

Наконец последний мешок был вскрыт, в нем оказались каракулевые шкурки, ковры и деревянный ящик с брусками мыла.

— Золото где? — строго спросил Абдильда, уставившись на Берды. — Не может такого быть, чтобы не было золота. Я-то знаю…

Берды вопросительно взглянул на Кудайназара.

— Ну! — бросил Кудайназар.

Из-под ковров, из-под халатов Берды извлек небольшой кожаный сундучок, запертый на висячий серебряный замочек. Отодвинув колбасу и рыбу, освободив место, он аккуратно поставил его на достархон.

— Я — секретарь Кудайназара, — подгребая к себе сундучок, бормотал Абдильда. — Мне считать надо…

Сорвав замочек концом кинжала, он, осторожно потрясывая, высыпал из сундучка несколько перстней с круглыми и овальными прозрачными камнями, мешочек золотого песка и длинное ожерелье из золотых монет. Он начал было, перебирая, считать монеты, но Кудайназар, перегнувшись через достархон, толкнул его:

— Дай-ка сюда!

Ожерелье не умещалось в ладони, свешивалось, стекало вниз своими монетами. Неодобрительно поджав губы, смотрел Абдильда на то, как Кудайназар надевает струящийся этот желтый ручеек на тонкую шею его внучки, дочери покойного Курта. Телеген, Гульмамад и Берды молчали, дивясь внезапной удаче этой девчонки.

— Что молчите! — крикнул Кудайназар и яростно, зло ударил себя кулаками по коленям. — Тот молчит, кто валяется в кустах! У него в глазу сук, ему это не надо! — он пнул ногой стопку золотистых каракулевых шкурок. — Берите все! Берите и смейтесь! И ешьте, ешьте!

Быстро побросав перстни и золотой песок в сундучок, Абдильда придвинул его поближе к себе и прикрыл полой халата. Гульмамад и Берды несмело подошли, сели у края достархона.

— Наливай, Телеген, — сказал Кудайназар. — Сегодня Аллах разрешает нам пить. А, Абдильда?

— Разрешает, дорогой Кудайназар, — подтвердил Абдильда. — Иначе зачем бы он послал нам все эти богатства?

Сам Абдильда, однако, пить не стал, а принялся подробно и обстоятельно осматривать добычу. Добравшись до деревянного ящика, он задумчиво уставился на мыльные бруски.

— Эй, Берды! — окликнул он туркмена. — Мыло вы зачем с собой таскали? Там, внутри — что?