Этот акушерский опыт был лишь частью обширной медицинской практики Ван. Мы привезли с собой в Гомбе-Стрим небольшой запас довольно простых лекарств — аспирин, английскую соль, различные мази, пластыри, — и вскоре после нашего приезда Ван пришлось вести по утрам ежедневный прием больных. Перед отъездом Дэвид Энсти сказал жителям деревни, что они могут обращаться к нам со своими недугами. Вначале африканцы приходили, как нам казалось, просто из любопытства — посмотреть на двух белых женщин, которые зачем-то приехали к ним из далекого и неизвестного мира. Но вот однажды в лагерь принесли тяжелобольного человека с огромной опухолью на ноге. Оказалось, что у него были две глубокие трофические язвы, которые, как выяснилось после промывания, уже затронули кость. Ван была в ужасе, она долго умоляла своего пациента поехать в больницу Кигомы, но больной наотрез отказался — «люди едут туда лишь за тем, чтобы умереть». И тогда Ван решила лечить его старым, испытанным способом — солевыми промываниями. Каждый день, утром и в полдень, больной брал большую миску нестерпимо горячей соленой воды и очень медленно лил ее на свои раны. Через три недели опухоль спала, а раны перестали гноиться. Прошло еще немного времени, и он совсем выздоровел.
Добрая слава бежит быстро. После этого случая клиника Ван приобрела огромную популярность — люди приходили издалека и даже приезжали на лодках, чтобы попасть к ней на прием. Восьмилетний сын Рашида — Джуманн, имя которого на языке суахили означает «вторник», вызвался помогать Ван. Он приходил почти каждое утро, разводил английскую соль, подавал больным воду — запивать лекарство, нарезал пластырь. Он замечал тех пациентов, которые вторично становились в очередь, чтобы получить лишнюю порцию лекарств. Единственным вознаграждением, которое он просил за свою работу, был небольшой кусочек пластыря, который он наклеивал на микроскопическую — иногда воображаемую — рану.
Наша клиника помогала не только излечивать болезни, но и, что не менее важно, установить добрые отношения с местными жителями. Все подозрения, связанные с нашим приездом, были вскоре забыты. Поверив в искренность наших намерений, африканцы платили нам тем же, хотя по-прежнему думали, что мы слегка чокнутые. Вскоре многие из них заинтересовались и моей работой.
Как-то раз Доминик рассказал об одном старике по имени Мбришо, который будто бы видел, как четыре шимпанзе палками прогоняли льва. Старик жил в горах, в деревне, возле восточной границы заповедника. От егерей я слышала, что в районе заповедника действительно водились львы. Поэтому, хотя рассказ и казался маловероятным, я все-таки решила сходить в деревню Бубанго — скорее всего, для того, чтобы увидеть местность по ту сторону гребня. Ранним утром мы вместе с проводником из деревни Бубанго и стройным Уилбертом, который неплохо знал английский и должен был выступать в роли переводчика, отправились в путь.
Подъем на гору был довольно тяжелым и занял около четырех часов. По дороге мы встретили целую процессию африканских женщин, которые спускались вниз, навстречу нам, направляясь к рыбацким хижинам. Они несли на головах огромные узлы, но шли с непринужденной грацией, болтая и смеясь, напоминая своими яркими нарядами каких-то сказочных птиц. В одном месте, когда я остановилась, заметив стадо гверец, нас обогнали шестеро мужчин. Один из них — старик с сутулой спиной и седыми волосами — шел наравне со всеми, не обращая внимания на крутизну подъема и полуденный зной. Мужчины шли той особой пружинящей походкой, по которой всегда можно узнать привычных к горам людей. Каждый раз, втыкая в землю свои дорожные посохи, они с каким-то жутким тоскливым присвистом выдыхали воздух.
По мере того как мы поднимались, пейзаж менялся. Деревьев стало значительно больше, на их стволах появились пушистые серо-зеленые лишайники, а на открытых местах — невысокая упругая травка, которая напомнила мне холмы Суссекса. С вершины гребня открывался великолепный вид. На востоке, насколько хватало глаз, простирался девственный лес. Правда, за последние годы ландшафт значительно изменился — большая часть леса была вырублена, хижины и поля африканцев подошли к самым границам заповедника.
Деревня Бубанго лежала прямо под нами, примостившись на склоне горы. Вокруг нее были разбросаны плантации маниоки, или мухоге. Из корня этого растения делают муку, и приготовленная из нее каша является основной пищей местных жителей. Все постройки, преимущественно небольшие хижины, были сделаны из глины и крыты соломой. На заросших травой склонах дети пасли коз, овец и даже коров.
Хижина старого Мбришо стояла у самого края тропы, по которой мы спустились в деревню. Хозяин пригласил нас войти, угостил чаем и вкусными сдобными лепешками, а когда узнал причину нашего прихода, широко улыбнулся и начал рассказывать низким, грудным голосом. Он говорил медленно и часто прерывал свой рассказ долгим протяжным «наааахм». Мне так и не удалось узнать точное значение этого слова.