В тени Канченджанги

«Для меня это был крайне неприятный день. Я шёл в связке с тобой и Веселом, но еле передвигался. Я обессилел, дыхание перехватывало. Вдобавок начались боли в спине, приходилось часто садиться и отдыхать.

«Это проклятый станок рюкзака давит меня», — объяснял я себе причину перебоев в дыхании. Позже Войтек и Вальдек отправились выше, а я забрался в палатку: мне стало холодно. И… я действительно провалялся в спальном мешке эти несколько часов до того момента, когда они вернулись. Время летело быстро… возможно, я немного вздремнул. Когда явился Вальдек, наверняка утомленный и голодный, он взъелся на меня не только за то, что я ничего не приготовил, но и что не навел в палатке порядка. Он крыл меня, но я сказал ему, что, кажется, заболел и завтра, вероятно, спущусь ниже, и… тогда он замолчал. Вечером я слышал, как он говорил с базой по радиотелефону:

«Мы возвращаемся с Войтеком, проработав целый день наверху, — говорил он, обиженный и злой, — а здесь и поесть нечего! Все отлеживаются в спальных мешках, одни мы с Войтеком устанавливаем верёвочные перила. Работать никто не хочет!» — жаловался он Петру.

«Вот и отправляйтесь с Войтеком вдвоём на штурм, раз только вы работаете, — посоветовал ему Петр, — остальные пусть займутся заброской продуктов снизу, а позже служат для вас поддержкой».

Рубинек:

«Я готовил куриный бульон, когда сверху спустились Вальдек и Войтек. Я услышал, как взбешенный Вальдек отчитывал Юзека, потом он ворвался ко мне, словно снаряд, злой от голода, и начал беспричинно придираться, почему я не пошел вместе с ними наверх, а теперь даже пожрать ничего не приготовил. Ну что ж, он просто-напросто страшно устал».

Мы долго готовили ужин. Чтобы на такой высоте получить котелок кипятка, надо затратить почти час. У нас уже слипались глаза, но нам хотелось еще раз выпить чаю. Из соседних палаток все время доносились разговоры. Вальдек по радиотелефону связывался с базовым лагерем, вполголоса болтали друг с другом Войтек и Рубинек.

Я плотно закутался в пуховую куртку и ждал, пока закипит вода. Весек улегся в спальном мешке, натянув на голову шапку, и лежал молча, с закрытыми глазами. Воцарилась тишина, только ветер время от времени завывал на верёвках оттяжек, а сухой шелест снега, сваливавшегося со стенок «турни», свидетельствовал, что метель продолжается.

Я молчал, терзаемый чувством вины: в самом деле, некрасиво получилось с Вальдеком.

«Что же произошло с этими продуктами? Ведь все мы что-то с собой принесли, а потом еще трое шерпов пополнили наши запасы… Может быть, тут какое-то недоразумение?»

Мы не могли ответить на этот вопрос. Чай наконец был готов. Выпили еще по кружке, я погасил бутановую горелку и свечу. Теперь можно и спать. Постепенно ступни ног, которые я водрузил на ботинки, каждый раз укладываемые мной внутрь спальника (чтоб не затвердели), стали отогреваться.

Я засыпал, вслушиваясь в однообразный шум ветра.

22 мая

Проснулся я поздно.

Весек еще спал, прикрыв свитером лицо. В соседних палатках царила тишина. Вальдек, должно быть страшно умаялся — ведь до сих пор именно он так домогался, чтобы мы вставали рано.

Я разжег бутан, расшнуровал рукав, чтобы нагрести снегу. У выхода высился порядочный свеженаметённый сугроб.

Похлебав молочного супа, мы закусили его сухарем и вылезли из палатки. Снаружи возился только Рубинек.