В тени Канченджанги

Чистые и посвежевшие, мы собрались на кухне. Крыша спасала от ослепительно яркого света. Мы закурили сигареты, и беседа снова коснулась каравана, а позже — нашего возвращения. Поездка на «фиатах» через добрую половину Азии и Европы рисовалась парням как увлекательнейшее приключение. Уже не покорение Кангбахена, а эта заманчивая поездка превращалась в желанную цель. Мы не говорили еще, что отказываемся от нашей горы, однако перспектива восхождения на вершину представлялась крайне далекой, почти нереальной. «Прогулка» на машинах ждала нас наверняка, а как будет с горой — чёрт его знает.

— Панове, надо ясно сказать себе, что мы проиграли. — Соболь сделал глубокую затяжку и продолжал говорить так, словно бы наше фиаско не вызывало у него сомнений.

— Еще есть время, — пытаюсь прервать его.

— Меньше месяца... Это слишком короткий срок. Нет, старик, чего ради я буду с тобой спорить! Ты только выгляни из кухни: можно ли одолеть такой пик за четыре недели? Я решил возвращаться в Польшу не позже 25 мая. Тогда уже придет муссон, и ты хоть стань на голову — ничего не сделаешь. А ведь предстоит еще обратный путь, и он займет не меньше месяца. Мне необходимо вернуться на службу 22 июня, как раз в тот день, когда заканчивается наш отпуск. Я однажды уже принял решение, что не откажусь от нормальной жизни, а в ней помимо семьи главное — моя работа.

— Отпуск наш клуб наверняка продлит,— вставил Рогаль.

— Ты веришь в добрых духов? Если сам не позаботишься о себе, никто этого не сделает! Впрочем, у меня на работе такие отношения, что я больше уже не могу продлевать отпуск.

— Не волнуйся, Петр все устроит.

— Устроит?! Он уже устроил — с нашей экспедицией! Устроил — лучше не надо! Чего ради он связался с этим самолётом?! Теперь мы отсиживаемся здесь без снаряжения, мерзнем по ночам. Через два дня кончится барашек, есть будет нечего. И всем нам придется спуститься вниз.

— Соболь, отведешь душу на обратном пути в машине. Вот увидишь, в Кабуле мы отправимся есть настоящий шашлык.

Мы начали болтать о Дели, Лагоре, Кабуле, Тегеране и заметно повеселели. Меня радовало возвращение на машинах, хотя сейчас я с нетерпением ждал прибытия каравана и Весека. Мысль о том, что он скоро здесь появится, поддерживала меня. Мы очень близко с ним сошлись, и оба хорошо знали, что в горах во многом недурно дополняем друг друга, а самое главное, в связке из нас получается выносливая двойка.

Юзек сидел грустный, не проявляя никакого энтузиазма по поводу увлекательных вещей, о которых мы говорили. Вероятно, наш разговор он считал свидетельством «разложения».

Вальдек тоже весь съеживался, как только начинались рассказы о жарких странах.

— Вы должны думать только о вершине. Все свои мысли сосредоточивайте на одной цели! Ведь это единственный шанс в нашей жизни!

Напрасно я возражал, что одно не исключает другого. Он отводил меня в сторону и, возбужденный, растолковывал:

— Марек, даже если у тебя такая психическая структура, что подобные разговоры тебя не задевают, подумай о других. Здесь собачий холод, никаких успехов и тревога за судьбу каравана, а ты болтаешь о вкусной еде, о теплом душе, а когда жарко, вспоминаешь о кока-коле! Думаешь, это не разлагает людей? А теперь, когда прибудет караван, доставив самое необходимое, мы должны выжать из себя все возможное. Просто обязаны! Времени в обрез!

И так мы проболтали до обеда. Были и шутки, и веселые анекдоты, но за всем этим скрывалась тревожная неуверенность и напряженность.

Вечером я собрал свою одежду, развешенную на оттяжках палатки, и забрался внутрь. Холодно, сыро. Юзек зажег свечу, и мы оба, не раздеваясь, нырнули в спальные мешки.

— Ты можешь положить их так, чтобы они не разбились? — Юзек протянул мне свои очки.

Без очков его лицо, озаренное огоньком свечи, казалось таким детским, беззащитным, что я ощутил к нему прилив симпатии.

— Юзек, пойдем утром вниз, о'кей? — прошептал я.

— Хорошо, может, они уже на подходе. — Он, как и я, думал о караване. Я уже засыпал, когда после длительной паузы он тихо спросил:

— А сколько человек должно возвращаться на машинах? Места хватит?

Я усмехнулся и погрузился в сон.

24 апреля

Утро приветствовало нас хорошей погодой. Но высоко в небе еще до завтрака появились тучи: неужели это предвестник перемен? Мы слонялись по лагерю, высматривая внизу темные точки — караван. Но вокруг — ни души.

Так как заняться больше было нечем, мы о Юзеком все-таки решили спуститься вниз. Вдруг да встретим их? Мы отправились в путь после одиннадцати. Уже на подходе к японскому лагерю мы услышали голоса. Еще минута — и за огромным валуном мы увидели сидящих на камнях Весека и Мацека Пентковского. Они поглядели на нас, не выразив удивления, словно это в порядке вещей. А ведь мы целый месяц не виделись!

Я бросился к ним, чтобы расцеловать. Я был взволнован и чрезвычайно рад встрече. 

Неудачи

24 апреля