В тени Канченджанги

Мы целый день шли вместе, но, не считая нескольких фраз на привалах, почти не разговаривали друг с другом. Колоссальное напряжение, низкое давление приводят к тому, что такой переход мы фактически совершаем в одиночестве, сходном с одиночеством бегуна на длинную дистанцию. Погруженные в себя, обращая внимание лишь на то, что прямо перед глазами, и только время от времени — на партнера, мы вели борьбу со снегом, ветром и собственной слабостью. Вечерние минуты в палатке — это время отдыха, время разговоров, первых размышлений и обмена впечатлениями. Пройденный за день отрезок пути позволяет сбросить с себя груз тревоги — нынешний этап уже позади! Сегодня нам повезло, а завтра?..

Сидя на корточках, я следил за варившимся супом, а Весек усмехнулся и коротко подвел итог:

— Ну, старик! После сегодняшнего можно сказать, что наши дела не так уж плохи!..

Я знал, что это так. Теперь, когда тяготы и мороз позади, нам наконец сделалось тепло и хорошо. Вторая палатка стояла совсем близко от нас, но казалось, что она где-то очень далеко. Что там происходит, как у ребят прошел день, мы не знали.

Юзек:

«Идешь, брат, шаг за шагом, и конца не видать. Время летит, а дорога все не кончается. Пейзажи? Впечатления? Нет, от дороги абсолютно ничего не запомнилось. Знаю только, что идти мне на этот раз было хуже, чем обычно, тяжелее. Я, как говорится, был «без огонька», ничто меня не радовало. Когда же я ловил себя на том, что обеспокоен своим самочувствием, тотчас объяснял себе это тяжелым рюкзаком, рыхлым снегом, ну и высотой. И тогда все мне казалось нормальным».

Рубинек:

«Дорога была очень трудная, я все ощутимее чувствовал высоту. А потом опять бесконечное барахтанье в снегу, изнурительное копание площадок. Операцией по установке и страховке палатки руководил Вальдек; он один умел заложить каркас к «высотному», составленный из стоек «турни». Все это производилось при значительной крутизне — у горных полей сорокапятиградусный наклон, у гряды и того больше. На этот раз я уместился в нашей палатке, но с наиболее опасной стороны. И было нам страшно тесно».

Шимек, по-прежнему в «двойке»:

«Утром мы с Мацеком расстались. Он решил в одиночку спуститься на базу Радиотелефона у меня не было, и я просил его убедить Большого отправиться вверх. Я видел в этом единственную возможность снова подняться в горы, где застряла моя унесенная шерпами камера. Единственную возможность запечатлеть на пленке ваше возвращение.

Весь день я провел в «двойке». Здесь оказалось изобилие продуктов, впервые за все время я отъелся и отдохнул.

После полудня наблюдал за вами в бинокль. Вы очень долго топтались на месте, на скальном ребре. Крохотные разноцветные фигурки двигались то вверх, то вниз. «Вероятно, ребята уткнулись в непропуск», — с тревогой подумал я.

Стало темно и холодно, я отправился в палатку. Ночью начался страшный мороз, небо было усыпано звездами. Я тревожился за вас, мне казалось, что вам «хана», что вы проводите ночь, приткнувшись на этих острых каменьях. Я, однако, не видел никаких огней».

Рогаль в лагере III, на перевале: