В тени Канченджанги

«С бивака мы отправились в другом составе, нежели до этого. Вальдек и Войтек чувствовали себя лучше, были сильнее и хотели пробивать дорогу. Я шел в связке с Рубинеком, который вчера измучился и мало шел ведущим. Сразу после выхода со мной стало твориться что-то неладное: я чувствовал покалывание в легких и удушье. Мы плелись в хвосте.

Я шел очень медленно, поминутно останавливаясь. Я пользовался вашими ступенями, и это должно было облегчать мне передвижение, но, чёрт побери, напрасная надежда!.. Мы все время отставали... Я даже сделал снимок: Рубинек на целый отрезок верёвки впереди меня, а вы где-то далеко, у самых скал, метров на сто выше. Збышек останавливался, страховал меня, у него было много времени на эти остановки, а я тащился еле-еле, бездумно. Но в конечном счете дошел!

При расчистке площадок я тоже работал. Не щадил себя, стремясь показать, что не окончательно скис. Однако быстро выбился из сил. Проклятие, эта каторжная работа, пожалуй, добила меня окончательно.

Потом я готовил ужин. Нужно было хоть как-то отблагодарить коллег, ведь в этот день я мало потрудился. Ребята уже лежали в спальных мешках, а я все еще дежурил у плитки, добавлял снега в котелок.

Ох, как он медленно таял! Мне приходилось бороться со сном...

Стало холодно, я накрылся курткой, и меня охватила какая-то всеобъемлющая усталость. Я заснул...»

Шаман, все еще в «двойке»:

«Я сидел в «двойке» совершенно один. Целый день один. Сташишин не явился, а радиотелефона у меня не было. Я не знал, что предпринять, ждать ли еще?

Может, все же представится случай подняться вверх, обольщался я надеждой.

Около полудня я увидел, как вы среди снежных вихрей приближаетесь к кулуару. Вероятно, свирепствовал дикий ветер, на ребре Кангбахена вздымались целые столбы снежной пыли. Я наблюдал за последней двойкой. Она продвигалась страшно медленно, вяло, почти стояла на месте.

«Вероятно, вчерашнее прозябание на острых камнях их доконало. Может, они обморозились? Как же они в таком состоянии влезут на вершину?» — раздумывал я.

Кулуар вырисовывался в сокращенной перспективе. Видимо, мне поэтому и кажется, будто они все время топчутся на одном месте, объяснял я себе.

Потом все вы исчезли из виду, а я нашел себе товарища. Ко мне прилетел большой черный ворон. Он глазел на меня, выгребая из снега отбросы. Вечером я жег мусор, желая дать знать, что жив».

Рогаль в лагере IV: