В тени Катыни

Ясной стала и моя переоценка советской системы, ее гуманизма. Я слишком надеялся, что в сталинской России еще сохранилось уважительное отношение к человеку, к человеческой жизни, и надежды эти оказались тщетными. Я все еще был до этого дня под влиянием рассказов и уверений моих товарищей по заключению о якобы наступившей после смещения Ежова гуманизации НКВД. Именно поэтому, когда я писал рапорт в Тегеране, я старательно обходил возможность расправы над пленными офицерами.

Я тут же отправил шифротелеграмму Коту в Лондон, где он в то время руководил министерством информации нашего правительства. В шифрограмме я писал, что сообщение берлинского радио в точности подтверждает сведения, изложенные в моем рапорте польскому посольству в Куйбышеве в 1942 году. Мне кажется, Кот показал эту депешу Сикорскому и министру обороны Кукелю, но я не могу сказать, что именно она повлияла на решение правительства обратиться к Международному Красному Кресту с просьбой провести исследование катынских могил. Решение это, принятое 18 апреля 1943 года, стало формальным поводом к разрыву отношений между Советским Союзом и нашим правительством в Лондоне.

Примечания

1. Организация (армия) Тодта — организация, сходная по своим функциям и характеру с трудовыми армиями времен гражданской войны и с Трудовыми резервами, созданными в начале Великой Отечественной войны. В Тодт входили как немцы, освобожденные от службы в армии по состоянию здоровья, так и жители оккупированных территорий. Тодт занимался строительством дорог, зданий, заводов, расчисткой разрушенных во время бомбежек районов и т. п. Немалая заслуга в создании широко известных автобанов — скоростных шоссе — также принадлежит Тодту. (Прим. переводчика.)

2. Lista Katynska: Jency obozow Kozielsk — Starobielsk — Ostaszkow zagineni v Rosji Soweckej. Gryf Publications. London, 1949.

3. «Kultura», 1949, тк. 2/28—3/29.

4. В некоторых польских публикациях название Косогоры ошибочно переводится как Козьи Горы. (Прим. переводчика.)

Глава VIII. Катынь с перспективы тридцати лет

В предыдущих главах я описал то, что случилось со мною после начала Второй мировой войны: события, приведшие меня в Козельск, Катынь и, через Лубянку и Бутырку, в польское посольство в Куйбышеве и Тегеране. Постарался я и описать встреченных мною в то время людей. Сейчас я хотел бы попробовать проанализировать всю совокупность Катынской трагедии. При этом мне хотелось бы не только оперировать собственными впечатлениями, но и фактами тогда мне не известными, скрытыми от меня стенами тюрем и колючей проволокой лагерей.

Сейчас, обращаясь к своей памяти и анализируя все опубликованное о Катынской трагедии, я прихожу к выводу, что не все еще в ней ясно. Есть, впрочем, моменты, которые более или менее понятны, но есть и такие, понять которые можно будет только после открытия архивов сталинского периода.

Так, совершенно очевидно, что преступление в Катынском лесу совершено органами НКВД. Причем, было оно спланировано и согласовано на самом высоком уровне в Москве. В то же время едва ли можно обвинять в этом преступлении Красную армию, захватившую польских пленных, но позже передавшую их НКВД. Собственно, никак иначе и нельзя интерпретировать события в Путивле, именно там состоялась передача пленных из одного ведомства в другое.

К невыясненным аспектам относится вопрос о том, как соотнести расправу над пленными с тогдашней внешней и внутренней политикой Советского Союза. Вот я и хотел бы ниже остановиться на всех этих аспектах Катынской трагедии — на ясных и неясных до сих пор.

Ответ на вопрос о том, кто совершил преступление в Катынском лесу, однозначен — НКВД. И ответ этот основывается не только на показаниях оставшихся в живых пленных, но и выводах трех комиссий — германской, международной и польского Красного Креста, проводивших в свое время изучение могил расстрелянных польских офицеров. Кроме того, над этим вопросом независимо друг от друга работало много историков, пришедших к такому же выводу.